«ВСТРЕЧИ – ЭТО БОЖЕСТВЕННЫЙ ДАР». КИРИЛЛ ПОМЕРАНЦЕВ: О СЕБЕ, О СУДЬБЕ, ОБ ЭМИГРАЦИИ. Часть пятая
Беседа Александра Радашкевича с Кириллом Померанцевым
Часть пятая
Двум не бывать, одной не миновать:
Все будем там, откуда нет возврата.
И страшно мне друзей переживать.
Того любил, с тем ссорился когда-то,
И все стоят, как будто наяву.
И стыдно мне, что я ещё живу.
Из письма Булату Окуджаве 17.VII.1970
Мы продолжаем публикацию расшифровки уникальных магнитофонных кассет 1990 года, на которые я записывал рассказы старейшего русского журналиста, поэта и мемуариста Кирилла Дмитриевича Померанцева (1906–1991), бывшего моим другом и коллегой в редакции парижского эмигрантского еженедельника «Русская мысль». Они записывались во время наших традиционных субботних встреч у Кирилла Дмитриевича, жившего на улице Эрланже, дом 17-бис, в 16 округе Парижа. Начало и статью об авторе см. в № 1(9), 2015, продолжение: №№ 3(11) 2015, 2(14) и 4(16) 2016 г.
7 апреля 1990 года, суббота
– У меня какой-то странный характер, я никогда не чувствовал родственных связей и больше переживал за дружеские. Помню, когда мне было лет 12 (это было в Полтаве, где мой отец работал нотариусом), днём отец получил какую-то телеграмму, и я почувствовал (почему, уже не помню, столько лет прошло), что что-то случилось… А вечером, как всегда, он пошёл играть в дворянский клуб в винт, потом это стали называть…
А.Р.: Бридж?
– Да-да, бридж… Я из детской пошёл в его комнату и вижу, телеграмма лежит. Беру, читаю: «Таня скончалась утром». Это моя мать, Татьяна Николавна. Не скажу, что какой-то шок испытал, нет. Я только взял и убрал с моего детского письменного стола её портрет и положил в ящик. И тогда я написал первое стихотворение:
Тебя нет уже, милая мамочка.
Ты покинула нас, ты ушла,
И портрет твой в сафьяновой рамочке
Я спокойно убрал со стола.
«Я спокойно убрал со стола…» Это может показаться даже кощунственно, но это было так. И я как-то её забыл. А потом мы со второй женой отца попали в Константинополь, где я закончил среднее училище, получил американскую стипендию и мог продолжать образование во Франции. Добрался пароходом до Марселя, а потом поездом – в Париж. Там я вспоминал иногда своих школьных товарищей, с кем катался на велосипеде в Константинополе, но гораздо меньше отца и мачеху, которая относилась ко мне, как к родному. Отец всегда обижался, что я забывал его поздравить с именинами, днём рождения или большими праздниками, и я получал очередное письмо с упрёками...
Мне хочется рассказать о моих большевиках. Это были совершенно разные люди. Первый – это был бывший первый секретарь советского посольства во Франции Григорий Зиновьевич Беседовский (1896–1963. – Здесь и далее примечания А. Радашкевича). Он бежал из посольства, когда посол был вызван в Москву, перепрыгнув через забор (перелез через стену, 3 октября 1929 г.). Дело в том, что крыльцо (главный вход) выходило на открытую улицу, а задняя ограда была напротив комиссариата полиции. Он вошёл туда и попросил политическое убежище, которое ему сразу дали. Не помню, как я с ним познакомился, но его знал Георгий Иванов, и я попросил нас познакомить. Он говорил: не надо, Беседовский человек подозрительный, могут быть неприятности у тебя. Но я всё-таки сделал по-своему. Неприятностей у меня не было. Это был человек очень интересный, невероятный фантазёр, блестящий рассказчик. Кстати, через три дня после своего побега он получил телеграмму из посольства. Как узнали, где он живёт, неизвестно, потому что знали только в полиции и жандармерии. Москва требовала, чтобы он немедленно вернулся на родину. А он взял и французскими буквами написал (в ответной телеграмме): «А не пошли бы вы к…» И всё.
Статья о побеге Беседовского в эмигрантской газете.
Ну вот… Он занимался тем, что писал «фальшивки» (мистификационные «мемуарные» книги). Первая называлась «Воспоминания капитана Крылова». Никакого Крылова, конечно, не существовало, но книги эти расходились довольно хорошо, потому что были очень интересно сделаны. Была книга «Воспоминания полковника Кирилла Калинова», и тут произошёл забавный случай. Я был у моего знакомого писателя Крымова (Владимир Пименович, 1878–1968, прозаик, издатель, предприниматель) в Шату, под Парижем. Крымов был богатым человеком, у него была собственная большая вилла (ранее принадлежавшая Максу Линдеру), и к обеду он приглашал очень интересных и известных людей. А угощал он всегда очень хорошо, было шампанское, несколько блюд и т.д… И там подходит ко мне французский капитан и говорит: «Вы знаете, вышла книга воспоминаний полковника Калинова, где излагается военная теория маршала Булганина. Вам известно что-нибудь об этом?» Я посмотрел на него и говорю: мой капитан (так обращаются по-французски), эта книга была написана у меня, вечером. Беседовский приходил ко мне, мы выпивали нечто вроде коктейля (половина коньяка, половина сгущенного молока). Тогда он и написал эту книгу, и в мою честь полковник был назван Кириллом. Знаешь, капитана сразу как-то покоробило, и мне стало неприятно, что я это рассказал. Книга изучалась во французском генеральном штабе!
Чтобы как-то «иллюстрировать» этого человека, я расскажу то, что случилось при мне. Как-то у меня сидел Беседовский. Это было примерно в 1950-м году. Он был в таком тёмно-зелёного цвета костюме, который носят арабы, и оранжевой футболке на голое тело. Вид был, как мой отец говорил, не для курящих. В это время мне звонит одна моя дальняя родственница, тётка моего двоюродного брата, Вера Николавна Дюмениль (вдова адмирала, министра военно-морского флота Франции), а была у неё такая шикарная барская квартира хороших французских буржуа. Она говорит: «Кирилл, мне сегодня исполнилось 60 лет, и я устроила приём. Если хотите придти, я буду очень рада». Я говорю, что не могу, потому что у меня сидит Беседовский. «А вы его забирайте с собой». Я объясняю, что он одет неподходяще. «Неважно. Берите, пускай приезжает». Поехали. Нам открыл такой шикарный ливрейный лакей. У адмиральши в приёмной был большой стол, на котором стояли портреты всех сильных мира сего, которых она знала лично, начиная от Александра III, Абдула Гамида II (султан, последний самодержавный правитель Османской империи), Пуанкаре (Раймон, президент Франции) и т.д., и все с дарственными надписями. Когда нам этот лакей открыл, он даже отшатнулся. После приёмной шла анфилада комнат тёмно-зелёного цвета с золотыми узорами. Вбегает Вера Николавна и говорит, чтобы мы прошли до конца, где на столе стояла большая серебряная ваза с фруктами, а под ним – бутылки шампанского и коньяка, и просит нас приготовить крюшон. Надо сказать, что друзья у неё были все графы или маркизы. Я помню, был у неё такой завсегдатай, виконт де Мапан с женой. И все они отшатывались от вида Беседовского. А он сразу взял и вылил в вазу целую бутылку коньяка, две или три бутылки шампанского и нарезал туда фруктов. Тогда адмиральша предложила всем подходить и угощаться, но они как-то сторонились и смотрели с недоумением на Беседовского.
Не помню, попросил ли он слова или ему его дали, но он начал говорить. Через несколько минут это был уже только дипломат, «господин посол», и он рассказывал удивительные истории. Когда он был советником посольства в Японии в этот тревожный период (во время войны), ему сказали, чтобы он с женой старался спать посередине кровати, потому что взрывной волной их может просто выбросить в окно. В Италии он был при Муссолини, которому должен был лично представиться… Всё это было очень интересно. Единственное, мне запомнилось, что когда Муссолини со своей фалангой занял Рим, он, оставив своих приближённых, отправился к королю и пробыл там три часа. Когда он вернулся, его спросили, арестовали ли короля. Он ответил, что никто его арестовывать не может, а с Беседовским, как он сказал, они стали лучшими друзьями. И всё это было на чистейшем французском языке, ни разу не запинаясь. Потом он рассказал, как во время войны немцы его поймали и посадили в лагерь. (Беседовский был участником французского Сопротивления.) Он, еврей, выдавал себя там за протестантского пастора и даже крестил двух евреев. Лагерь этот был расположен во французских Ландах, где такая полоса вдоль океана, километров шесть, поросшая соснами, и однажды там случился лесной пожар. Он сказал немцам, что по образованию был лесным инженером и знает, как надо тушить пожары. Ему стразу дали помощников из заключённых, чтобы выкопать канавы и остановить огонь, но он их выкопал так, что огонь ринулся прямо на немецкую комендатуру, и все они в это время удрали… Когда уже кончился этот приём и все начали расходится, я помню, что Вера Николавна оставила у себя ужинать Беседовского, меня и своих друзей, виконта и виконтессу де Мапан. Вот такой он был человек…
Как-то он приходит в редакцию («Русской мысли») и говорит: «Знаете, Кирилл Дмитриевич, вы можете денег подзаработать. Я написал книгу о том, как Мао и тогдашний президент Лю-Шауци росли вместе. Я нашёл очень редкие документы об этом». И предложил мне сделать предисловие. Я согласился. А главным редактором газеты был тогда Сергей Акимович Водов (1889–1968, гл. редактор 1954–68). Он был вторым, а первым был Лазаревский (Владимир, 1891–1953, гл. редактор 1947–53), который очень скоро скончался от инфаркта. Водов ничем не блистал особенно, но был твёрдым антикоммунистом. Человек, может быть, не очень умный, но высоко принципиальный. Во всяком случае, когда скончался Черчилль, я сказал, что нужно сделать передовую, а он ответил, что писать не будет, потому что из-за него погибла масса русских, вся Власовская армия… Ну вот, я сказал Водову о предложении Беседовского. Он говорит: «Как так? Вы выбирайте – или «Русская мысль», или предисловие к Беседовскому. Вы же знаете, что это за человек». Я, конечно, выбрал свою работу и сообщил об этом Беседовскому, который как-то мило это принял: ничего, обойдусь. Однажды он мне сказал (уже понимал, что я знаю про «фальшивки»): «Знаете, мне надоело здесь жить. Хочу уехать в Канаду. Вот там я напишу совсем не то, что здесь. Все узнают такое, что никто никогда не знал». Но к этому времени ему стало трудно передвигаться, начался старческий артрит. Он ходил с палкой, и ему врач предписал делать десять километров в день, и он это выполнял… Ах, да, был ещё случай. Это произошло во время кризиса с советскими ракетами на Кубе. Это было так серьёзно, что американские учреждения начали эвакуироваться, потому что ожидали войны. В этот день приходит как раз Беседовский. Я ему: ну, Григорий Зиновьевич, когда начнётся война? «Какая война?! Эти идиоты, американцы и французы, просто не понимают: Хрущёв никогда не начнёт войны». Так оно и было.
Маленький случай, который характеризует его с хорошей стороны. Когда я с ним познакомился, он жил с одной молоденькой француженкой, очень хорошенькой. Я как-то у них был. Он сам великолепно готовил, а она просто сидела, разговаривала. И потом эта француженка ушла к Ги Молле (1905–75), будущему французскому премьеру (1956–57), с которым прожила год или два. Он её бросил, и она очутилась на улице. У Беседовского была собственная квартира. Он её взял, содержал и давал деньги на жизнь, пока не скончался в Париже. Это он мне рассказал в последний раз, что я его видел.
(См. очерк о Беседовском в мемуарном сборнике К. Померанцева «Сквозь смерть»: http://www.radashkevich.info/KD-Pomerancev/KD-Pomerancev_148.html)
Г. Беседовский
Вторым моим большевиком был Бажанов, который в Советском Союзе был секретарём Сталина по молодёжным делам... (Далее повтор, с небольшими вариантами, рассказа 1 апреля. См часть 4-ю.)
Ну, следующим большевиком был мой приятель Марсель Боди (1893–1983, видный деятель международного коммунистического движения, перебравшийся в советскую Россию и на протяжении нескольких лет работавший советским дипломатом), который сразу после Февральской революции отправился в Москву. Потом, когда произошёл октябрьский переворот, он сразу организовал большевистскую коммуну из французов. И, кроме того, он был секретарём Коллонтай (Александра, 1872–1952, первая в истории женщина-министр и женщина-посол), был в неё влюблён и даже написал книгу, которая называется «Рояль из карельской берёзы», потому что первый раз, когда он познакомился с Коллонтай, он открыл дверь и увидел, как она сидела за фортепиано. Вместе с ней он был в Норвегии, когда она там была послом, а он её секретарём. Он был небольшого роста, плотный и очень красочно всё описывал: «Я знаю всё. Я подписывал чеки, знаю, на какие деньги они существовали!» (имитирует возбуждённую интонацию Боди.)
(См. очерк о Боди в книге «Сквозь смерть»: http://radashkevich.info/KD-Pomerancev/KD-Pomerancev_157.html)
Слева направо: Марсель Боди с женой, Владимир Максимов, проф. Петр Паскаль, жена Максимова Татьяна. Публикуется впервые.
Меньше всех я знал, пожалуй, Пьера Паскаля (Пётр Карлович, 1890–1983, филолог-славист, преподаватель, историк, переводчик, создатель школы славистов-русистов во Франции), профессора русского языка, настоящего французского коммуниста, единственного, кто написал книгу о протопопе Аввакуме. Это его книга, русской книги о нём нет. Это большое исследование, страниц пятьсот, по-французски, потом была переведена на русский. Что меня удивляло в Паскале, – он был глубоко верующий католик, и даже католик старого обряда, по которому он завещал, чтобы его хоронили. Потому что при предпоследнем папе они как-то изменили обряд отпевания. И он понимал в душе коммунизм, как он мне говорил, и в тоже время был верным католиком, верующим, тогда как коммунизм начисто отвергает все религии, всякую мистику и всё, что, так сказать, не рационально. Вот этого я никогда не мог понять. Помню маленький эпизод и жалею, что не сохранил (текст). Как-то, у того же Крымова, я встретился с Паскалем, и он показал мне свой перевод на французский стихов Есенина. Знаешь, я не встречал столь замечательного перевода. Они звучали, как по-русски. А Есенина очень трудно перевести. Переводить поэзию почти невозможно, а это были точно слова Есенина, музыкально переведённые Пьером Паскалем.
А.Р.: И куда делись эти переводы?
– Ох, не знаю. Я ведь тогда всем этим мало интересовался. Меня больше сами люди интересовали. Ну вот и всё. Остались ещё два других большевика, но о них надо дольше рассказывать: это Твардовский… Об этом здесь написано (в книге мемуарных очерков «Сквозь смерть»). Я же тебе дал, по-моему?.. (Запись обрывается. Вторым, вероятно, был поэт А. Сурков, приезжавший с Твардовским в Париж, где с ними встречался К. Померанцев. См. об этом в книге «Сквозь смерть» : http://radashkevich.info/KD-Pomerancev/KD-Pomerancev_187.html)
Продолжение следует.
«Эмигрантская лира» (Бельгия), 2(18), 2017 г.
|
