Наталья РЕЗНИК
Льеж, 12.VIII.2015. Фото Андрея Дитцеля (Германия).
АВТОРСКАЯ ПОДБОРКА
* * *
Из меня вырываются сотни кошмарных зверушек
И рыдают, и просятся вон, в окружающий мир.
Это значит: я выросла, кончилось время игрушек,
Пионерии, школы, дворов, коммунальных квартир.
Это значит, закончилась прошлая жизнь понарошку,
Та, где мама и папа, с которыми все нипочём.
Да, я взрослая: чищу на собственной кухне картошку,
Двери в собственный дом открываю своим же ключом.
И чудовища эти, которых не сыщешь капризней,
Бьются, мечутся, просят чего-то, исходят слюной.
Как я выросла поздно из детской игрушечной жизни!
И чудовища странные выросли вместе со мной.
Их незрячи глаза, а их зубы огромны и остры.
Слишком тесно во мне. Слишком громко рычат и ревут.
Выпускаю наружу безумных некормленных монстров.
Если рядом стоишь, не взыщи – и тебя разорвут.
* * *
От ностальгии нет лекарства,
Хоть водку вёдрами хлещи.
Перед глазами красный галстук,
В столовой школьной снова щи,
Тарелка липкой каши манной
И с сухофруктами компот.
Внизу, в медпункте, Марьиванна
Освобожденья выдаёт
Девчонкам, у которых ЭТО,
Что нездоровы, так сказать,
Гигиенических пакетов
Поскольку просто не сыскать
В аптеках, как и в магазинах,
Где полки девственно пусты
И загибаются в корзинах
Морковки хилые хвосты.
Запущенная коммуналка,
Полураздолбанный трамвай…
И так всей дряни этой жалко –
Хоть водку пивом запивай!
Ностальгическое
Десятый класс, а ты и в ус не дуешь.
Целуешься и пьешь, когда нальют.
В семнадцать лет и жабу поцелуешь,
Чтоб быть, как все. Иначе засмеют.
Уже и бюсту тесно в школьной форме,
И макияж заметен за версту.
Нас очень плохо и невкусно кормят,
Но я, как все, стремительно расту.
Портвейн не иссякает "тридцать третий",
Бутылочку вращают день за днем,
И хмурит брови Энгельс на портрете,
Поскольку знает: мысли не о нем.
Черт! Все проходит. Возвратить хотя бы
Минуту, миг у времени сорвать.
Но скоро снова поцелуешь жабу.
Коль жаба даст себя поцеловать.
Синяя борода
В деревне у нас говорили, что я горда,
Независима, свободна и весела,
Пока не пришел Синяя Борода,
Сказал: "Пошли со мною." И я пошла.
Он запер меня в своем огромном дому,
Приходил иногда ночами, как муж к жене.
Он делал со мной такое, что никому
Я б не позволила в самом кошмарном сне.
А потом он себе другую найти решил,
Потому что был молод еще и вполне здоров,
И однажды ночью он меня задушил
И сбросил около дома в глубокий ров.
Нас тут много таких, мы частенько его честим:
Мол, маньяк и убийца без совести и стыда.
И сумел же вкруг пальца дурочек обвести,
Вот если б опять, то мы бы с ним никогда!
Я тоже в этом клянусь на чужой крови,
Которая с грязью смешалась в проклятом рву,
Но если придет и скажет он: "Оживи",
Клянусь, что в ту же минуту я оживу.
Красавица и чудовище
Пишет красавица чудовищу письмо
Про хозяйство, детей, завтраки и обеды,
Мол, ты уж расколдуйся как-нибудь пока само,
В этот раз, к сожалению, не приеду.
Отвечает чудовище красавице,
С трудом заставляя писать свою мохнатую руку:
“Рад наконец от тебя избавиться,
Видеть тебя не могу, проклятую суку!
Не приезжай, ненавижу тебя все равно
За то что, устал столько лет без толку дожидаться,
За то, что понял давным-давно,
Что не в силах самостоятельно расколдоваться”.
Пишет красавица чудовищу: “Не хочу тебя больше знать,
Гад, мерзавец, подлец! (и всякие другие ругательства).
Ты же обещал, что всю жизнь меня будешь ждать.
Не ожидала от тебя подобного предательства.
Будь ты проклят, невменяемый зверь.
Ты же клялся, что будем непременно вместе.
Ну, держись, завтра же приеду теперь,
Выдерну остатки твоей свалявшейся шерсти”.
Пишет чудовище: “Прости за звериную бесчеловечность,
Я же чудовище, человечности не учился.
У меня впереди в самом деле целая вечность,
Не знаю, почему внезапно погорячился”.
А жена чудовища говорит: “Опять пишешь своей одной?
Хочешь со свету меня сжить, урод и скотина?”
И чудовище плачет рядом со своей женой,
А она чешет ему его горбатую спину.
А красавица читает ответ,
Меняет дату на затертом билете,
Как обычно, встает чуть свет,
Работает, готовит, улыбается детям.
И сходит, сходит, сходит, сходит с ума
До следующего письма.
О русской женщине
Проснулась как-то баба Ната,
Глядит: ужасная фигня!
Враги сожгли родную хату,
Угнали старого коня.
И воет Ната, как белуга,
И как же бабе слез не лить!
Куда войти в часы досуга?
Что на скаку остановить?
"Эмигрантская лира - 2012", Льеж. Наталья Резник, Александр Мельник, Андрей Грицман, Александр Радашкевич (финальное жюри).
__________________________________
Страница в Журнальном зале:
http://magazines.russ.ru/authors/r/nreznik/
|
