Беседа с Главой российского Императорского дома Великим князем Владимиром Кирилловичем
В ночь с 16 на 17 июля 1918 года в Екатеринбурге был расстрелян последний российский император Николай II вместе со всей семьёй. До и после убийства царской семьи большевики систематически уничтожали членов династии Романовых; немногим из них удалось спастись. Среди тех, кто остался в живых, был Великий князь Кирилл Владимирович, двоюродный брат императора Николая II, внук Александра II. Мы публикуем сегодня интервью, которое Александр Радашкевич взял у сына Кирилла Владимировича, Великого князя Владимира Кирилловича.
Е.И.В. Великий князь Владимир Кириллович в Мадриде. Публикуется впервые.
– Ваше Императорское Высочество, в одних источниках говорится, что Великий князь Кирилл Владимирович, Ваш отец, переехал с женой и двумя маленькими дочерьми в Финляндию летом 1917 года; а в воспоминаниях Великого князя Александра Михайловича, только что опубликованных в СССР, сказано, что во время революции Ваш отец перешёл пешком замёрзший Финский залив, неся на руках беременную жену, а за ним гнались большевистские разъезды. А в августе в имении Эттер, расположенном в местечке Хайко, возле города Борго, родились Вы.
Расскажите, пожалуйста, о том, как Ваши родители оказались в Финляндии и об их дальнейшей жизни на Западе.
– Мои родители смогли покинуть тогдашний Петроград, когда у власти было Временное правительство. Они переехали в Финляндию вместе с моими сёстрами Марией и Кирой. Моя мать была как раз в ожидании меня в это время. Я родился, как Вы сказали, уже в Финляндии, которая тогда была ещё частью Российской империи. Родители оставались там до 20-го года, когда им удалось выехать. Они уехали на юг Франции; а летом 21-го года перебрались в то имение, которое купили (и которым я до сих пор владею) в Сен-Бриаке, в Бретани. С тех пор Бретань стала нашим домашним очагом за границей.
Что касается выезда родителей в Финляндию, то это произошло следующим образом. Мой отец, как известно, тогда командовал Гвардейским экипажем. Это была единственная морская единица, имевшая категорию гвардии. И одновременно, поскольку мой отец был адмиралом, под его командованием находилась береговая охрана на подступах к Санкт-Петербургу. Когда стало ясно, что помочь он уже ничем не может, он решил попросить отпуск. А то, что пишут о замёрзшем заливе, насколько я знаю, – это легенда. Конечно, в те тревожные дни переезд был связан с некоторым риском. Но я знаю, что им удалось перевезти в Финляндию достаточное количество нужных вещей, в том числе, например, столовое серебро. Это доказывает, что переезд не был бегством. Я знаю это хотя бы потому, что уже позднее, в 50-х годах, когда один испанский дипломат встретился в Финляндии с директором банка, тот сказал ему, что у него есть вещи, принадлежавшие Великому князю Кириллу Владимировичу и что он хотел бы их передать его наследнику. Это было для нас чем-то вроде свадебного подарка от моих родителей.
– Как Вы относитесь, Ваше Высочество, к причислению к лику святых императора-мученика Николая II, Царской семьи, Великой княгини Елизаветы Фёдоровны и погибших с ними слуг?
– Я отнёсся к этому событию чрезвычайно положительно, с полным одобрением. Как Вы знаете, это коснулось не только наших близких родственников – Императора и его семьи: наша Церковь за границей причислила к лику святых целый сонм новомучеников. Я считаю, что эта канонизация во многом способствовала началу тех перемен, которые мы сейчас наблюдаем в России.
– Какое впечатление оставили у Вашего Высочества люди из Советского Союза, которых Вы встречали, по сравнению с западными людьми? Как Вы полагаете, исчез ли окончательно прежний тип русского человека и заменил ли его гомо советикус?
– Я убеждён, что исконный тип русского человека (хотя гомо советикус был, безусловно, создан и в какой-то степени существует) в самой глубине души нашего народа по-прежнему жив. Это впечатление мы оба с Великой княгиней вынесли из многочисленных встреч с приезжавшими из Советского Союза. Причём это были люди из самых разных слоёв современного общества и из разных частей России.
Я глубоко убеждён, что невозможно винить потомков за то, что творили их отцы. Это и против моих христианских принципов и вообще бессмысленно. Не приходится сомневаться, что русский народ страшно пострадал во время революции и позднее – от её последствий. Моё сердце болит за этих людей, как и за моих родственников, потерявших тогда жизнь – и совершенно зря, и несправедливо.
Что касается ощущения вины русского народа, то такого чувства у меня фактически нет. Я склонен смотреть на трагедию нашего народа с большим сожалением и с душевной болью, когда я думаю обо всём происшедшем и о том, что, возможно, ему ещё предстоит пройти до того момента, когда наше отечество сможет вернуться к нормальному образу жизни. На это теперь появились большие надежды. К прежнему, во всяком случае, возврата нет.
Ощущения обиды по отношению к народу у меня никогда не было и, насколько я могу судить, не было его и у моих родителей, переживших происшедшее гораздо ближе меня. Я благодарю Господа Бога, что у меня это ощущение абсолютно отсутствует, потому что жить с чувством обиды или с желанием мести было бы невыносимо.
Великий князь Владимир Кириллович в Париже, 6 rue de Mondovi, на том диване, на котором велась эта беседа.
Публикуется впервые.
– Сегодня в Советском Союзе под знамёна монархизма, кроме чистосердечных приверженцев императорской России, встают из своих личных, политических или карьерных соображений и правые, и бывшие коммунисты, и новые экстремисты разного толка…
– Явление это вполне понятное. При всяких больших переменах люди разделяются на тех, кто искренне их приветствует, и тех, кто пытается любыми средствами укрепить свои позиции и занять выгодное положение. Так бывало во всех подобных ситуациях. Я был живым свидетелем тому в других странах. Это проявление, можно сказать, человеческой слабости. Главное, что всегда находятся люди твёрдых принципов. И с такими я уже встречался.
– Вы поддерживаете, Ваше Высочество, связь с монархически настроенными кругами в Советском Союзе?
– О монархических настроениях в самых разных кругах общества я, конечно, знаю. Мне пишут многие: я получаю по три-четыре письма в день. Раньше это было немыслимо. Это началось после интервью, появившегося в «Огоньке». Характерно, что большая часть этих писем – от людей сравнительно молодых или совсем молодых… Мне приходилось и раньше встречаться во Франции и в Испании с учёными, с деятелями культуры – в чужих, конечно, домах, не у меня. Некоторые из этих контактов я поддерживаю до сих пор.
– Как Вы, Ваше Высочество, отнеслись к идеям, высказанным недавно в эссе «Как нам обустроить Россию?» Александра Солженицына?
– Я не совсем согласен с некоторыми мыслями этого, безусловно, крупного и глубокого писателя. Его главная идея в том, что можно «обустроить» Россию даже при известном распаде той империи, которую мы знали… Я считаю, что высказывать это не было нужно, даже если он убеждён в том, что так должно случиться. Я верю, что этого распада ещё можно избежать.
Мне приходилось встречаться с живущими в тех частях нашей бывшей империи, которые стремятся отделиться, и я ясно понял, что суть их стремлений в желании отделиться от коммунизма, освободиться от него. И если бы центральное правительство оказалось в какой-то момент некоммунистическим (вовсе не обязательно, чтобы это была монархия), то этим странам, частям или областям (называйте, как хотите) было бы гораздо выгоднее остаться внутри такого конфедеративного союза или империи, или – в чём-то, подобном Британскому Содружеству наций.
– Если когда-нибудь состоится Ваш визит в Россию, хотели бы Вы, Ваше Высочество, встретиться с Михаилом Горбачёвым или с Борисом Ельциным?
– Не только бы хотел, но, думаю, это было бы необходимо. Потому что мне не представляется мой визит в Россию возможным без согласия на то главы государства и властей.
– Подобный визит может быть только официальным или это может произойти частным порядком?
– Только официальным. Вы знаете, как печально всё сложилось с поездкой румынского короля недавно. Он отправился частным образом, на частном самолёте и с иностранным паспортом. И его на пути из аэропорта остановили и попросили вернуться в Швейцарию. Решение о его поездке было опрометчивым, или, возможно, он получил неправильную информацию.
Допустить такой промах было бы нежелательно, так как в политической жизни это полезным быть не может.
– Вы, безусловно, слышали, Ваше Высочество, о сенсационных заявлениях Гелия Рябова. Что Вы думаете по этому поводу?
– Сообщения о его находках вызвали во мне, естественно, большой интерес. У меня даже возникли контакты – не непосредственно с Рябовым, но с людьми из его окружения.
Но пока всё это не конкретизировалось, и я, увы, не совершенно уверен в обоснованности его заявлений. Не могу составить по этому поводу определённого мнения, поскольку не располагаю достаточными данными.
– Настроения у пишущих Вашему Высочеству в основном монархические?
– Не только. Некоторые просто прямо говорят, что они не за монархический строй, но что ничего враждебного по отношению к монархии не испытывают. (Я беру настроение писем в общем, конечно.) Есть, разумеется, и убеждённые монархисты. Но главное, эти люди стремятся как-то помочь нашей родине. Это чувство и мной руководит с самых ранних лет.
– Составилось ли у Вашего Высочества впечатление, что из-за всех бытовых трудностей в России люди там сейчас ожесточились до крайности?
– Да, это, к несчастью, так. Но оно и понятно. Когда человеку предоставляются новые возможности и у него появляются надежды, и когда эти надежды осуществляются не сразу, возникают разочарования и обиды. Эта реакция не совсем оправданна, потому что нужно понимать, до какой степени это колоссальная задача – выправить экономическое положение России. Не приходится удивляться, что власть имущим пока не удалось даже накормить всех досыта. Видны и многие просчёты в их мероприятиях. До некоторой степени это простительно, поскольку они всё же пробуют.
– Перейдём теперь, если позволите, к последнему вопросу. Что Вы думаете, Ваше Высочество, о будущем Вашей страны, Вашего народа, о будущем монархии в России?
– Говоря шутливо, я всегда придерживался скаутского девиза «Будь готов». Это единственное, чем мы можем практически оправдать наше существование здесь, за границей.
Что касается монархии, я склонен думать, что она может принести большую пользу и как система могла бы разрешить многие вопросы и затруднения сегодня. У монарха большое преимущество перед выборными политическими деятелями, поскольку монархи готовятся с самого раннего детства к этой конкретной профессии. Ведь это действительно необычайно серьёзная, необычайно трудная профессия. Их преимущество в том, что они не зависят ни от каких партий: они над политическими партиями. Таким образом, они могут быть высшими арбитрами между различными группировками и слоями общества.
– Это то, что происходит в наши дни в других странах Европы. Например, в Испании, во время последней попытки военного переворота…
– Именно. Это было прямое доказательство того, какого престижа может достичь в глазах народа человек на троне, не имеющий фактически никакой власти. Ведь у короля Хуана Карлоса почти нет никаких прав.
– Что Вы можете пожелать сегодняшней молодёжи в России?
– В первую очередь я желаю молодым людям не забывать, что они россияне и несут полную ответственность за будущее своей страны. Я глубоко надеюсь, что они станут тем здоровым элементом, благодаря которому удастся нашу страну опять поставить на ноги и вернуть к достойному образу жизни.
Я обратился с несколькими вопросами к присутствовавшей Великой княгине Леониде Георгиевне. Жена Великого князя – урождённая княжна Багратион-Мухранская; она родилась в Тифлисе в сентябре 1914 года.
.jpg)
Великий князь Георгий Михайлович, Великая княгиня Леонида Георгиевна, Великий князь Владимир Кириллович.
Публикуется впервые.
– В каком возрасте Вы покинули страну, Ваше Высочество?
– В 16 лет.
– Ваша родина – Грузия. Эта республика недавно провозгласила свою независимость. Что Вы думаете о распаде империи, созданной русскими государями?
– Думаю, единственный выход для всех народов России – освободиться от коммунизма. Только это может остановить распад страны. В этом меня убедили и все контакты с приезжавшими соотечественниками.
– Но успеет ли коммунизм уйти прежде, чем страна распадётся?
– Боюсь, что Россию ждёт гражданская война. Возможно, как следствие диктатуры.
– Обратимся, если позволите, к истории Вашей семьи.
– Моим родителям удалось выехать из Советского Союза. Нам помогли выехать Горький и Шаляпин, которые оба начали свою карьеру в Тифлисе, и наша семья им много помогала. Мой дедушка был расстрелян в Кисловодске. Отец несколько раз сидел в тюрьме. Сестра провела девять лет на Колыме. Все, кто был вызван, отказались против отца показывать. Так его любили. Мы выехали с матерью первыми, в 1933 году. Отца нам удалось выкупить в 1935 году: стране нужна была валюта. Они оба скончались в Мадриде. Английское посольство в Испании разрешило нам их похоронить на кладбище, которое было создано вдовой знаменитого кутузовского генерала Багратиона, вышедшей замуж за английского посла в Петербурге. Он был затем назначен послом в Мадрид.
– Как обычно проходит год в Вашей семье? Поддерживаете ли вы отношения с местными жителями?
– Раньше мы обычно проводили лето в Сен-Бриаке, а зиму – в Испании. Но теперь, чтобы не расставаться с дочерью и внуком, проводим много времени в Париже, встречаем с ними все главные православные праздники.
У нас очень трогательные отношения с жителями Сен-Бриака. Они поставили памятник матери Великого князя. А два года назад мэр города предложил назвать дорожку, ведущую к нашему дому, Великокняжеской (Chemin du Grand Duc). И все без исключения проголосовали за это.
Вёл беседу АЛЕКСАНДР РАДАШКЕВИЧ
Париж
(Печатается с сокращениями. Полный текст опубликован в московском молодёжном журнале «Мы»).
«Русская мысль» (Париж), № 3888, 19 июля 1991.
|
