Надежда Януарьевна РЫКОВА (1901-1996)
РЫКОВА Надежда Януарьевна (29.12.1901, Симферополь – 10.10.1996, Санкт-Петербург), литературовед, переводчица, поэтесса. Родилась в дворянской семье. Отец занимался подрядами на строительство домов и железной дороги.
В 1916 поступила в пятый класс частной женской гимназии, по окончании (1919) – на ист.-фил. факультет симфер. филиала Киевского унив-та, где познакомилась с проф. А.А.Смирновым, который позднее возглавил ленингр. переводческую школу и помог Р. напечатать ее первые переводы. 1921 – начало дружбы с М.Волошиным. В 1923 перевелась в Петроградский унив-т. В 1925 окончила факультет языкознания и материальной культуры. В 1920-е писала стихи, некоторые появились в петрогр. периодике и в альманахе «Ларь» (1927). В 1925 вышел первый перевод Р., роман Анны Виванти «По газетному объявлению». До войны вышли ее переводы из П.Шодерло де Лакло, П.Ронсара и др., а также ряд статей по вопросам совр. русской литературы (о творчестве Н.Тихонова, О.Форш и др.).
В 1927 принята как переводчик в ленингр. отд. Всеросс. Союза поэтов. Начиная с 1928 публиковала статьи о зарубежных писателях (Мольер, А.Доде, Ш.-Л.Филипп, М.Пруст, А.Франс, Р.Роллан, Ж.Кокто и др.). В 1930–36 работала в Публичной и др. библиотеках, в 1935–40 – в ленингр. отд. Гос. издательства худ. литературы в иностранном отделе, в 1937 возглавляла этот отдел. К книге переводов Б.Лившица «От романтиков до сюрреалистов» (Л., 1934) составила обширные примечания. В 1939 вышла книга Р. «Современная французская литература».
В 1941 вместе с сестрой эвакуирована в Пермь, где до 1943 работала редактором местного издательства. В 1944 арестована (ст. «антисоветские разговоры и издевательское отношение к военным наградам»), приговорена к пяти годам, отбывала заключение в Исень-Геладинском отд. Карлага, перенесла плеврит в тяжелой форме и туберкулез. После освобождения (1949) жила в Малой Вишере, Новгороде, Луге. Благодаря помощи В.М.Саянова, к-рый был женат на сестре Р., поддерживала связь с друзьями в Ленинграде. После смерти Сталина амнистирована, восстановлена на работе, возвратилась в Ленинград, где провела всю последующую жизнь. Первый большой договор с Гослитиздатом – перевод сочинений Э.Верхарна (1956). Вышли воспоминания Р. о современниках (в т.ч. М.Волошине и А.Ахматовой). В 1993 издан сборник Н.Р. «Стихи прошедших лет».
Переводила П.Мериме, П.Корнеля, У.Шекспира, Г.Клейста, Р.Роллана, А.Жида и др. Самые известные переводы: Александр Дюма «Сорок пять», Мишель де Монтень «Опыты», Жорж Санд «Ускок», Фенимор Купер «Красный корсар», Вальтер Скотт «Сент-Ронанские воды».
Это фактология. Теперь человеческая сторона. Я попал в знаменитый дом Н.Я., сыгравшей в моей жизни огромную роль, в конце 60-х. Она жила с двумя подругами-ровесницами, известным филологом-классиком и переводчицей Софьей Викторовной Поляковой (официально посвятившей академическое издание Тацита Нинимуше, своему любимому коту!), довольно жестким человеком, и юристом на пенсии, добродушной Елизаветой Леонидовной (фамилии не помню). Советскую власть в разговорах и переписке они называли «Софья Викторовна», по имени Поляковой («Как дела у С.В.?»). Полякова издала в Америке первое «Собрание стихотворений» С.Парнок.
Между собой они были на «вы». У каждой из них было по комнате в большой старой квартире, сначала на ул. Петра Алексеева, а в темные «перестроечные» годы, когда боялись открыть дверь на звонок или зайти в подъезд, не обернувшись, на ул. С.Разина.
Из моего доклада «Перевод непереводимого», прочитанного в 2005 г. на симпозиуме славистов в Индии:
«Мои первые стихи слушала (обычно засыпая после второго стихотворения) известная переводчица c французского, английского, итальянского и немецкого и литературовед Надежда Януарьевна Рыкова. Было это в Ленинграде в начале 70-х. В Советском Союзе, как известно, была великая переводческая школа, и Рыкова принадлежала к ней с молодости. Многие большие и малые литераторы, не имея из-за цензурных соображений возможности публиковаться, уходили из творчества в переводчество, высказывая чужими – зарубежными – устами классиков и новаторов то, что не слишком или совсем не одобрялось на родном языке. Они составляли как бы добровольческий (хотя им за это прилично платили) всесоюзный лагерь переводчиков.
Но эти увертки, кстати, не помешали той же Надежде Януарьевне отсидеть пять лет в самом что ни на есть настоящем лагере, в Караганде. В конце войны друзья, соседи по коммунальной квартире, во время писательской пьянки по поводу 7 ноября наградили ее «орденом морковки»... Дело в том, что до этого им привезли из колхоза овощи, в частности морковь. И одна из морковок имела весьма необычную форму, наводящую на самые неприхотливые мысли. Эту «морковку» и изобразили в центре картонной звезды. К несчастью, сосед развеселых интеллигентов работал художником-прозектором (т.е. тем, кто препарирует изъятые из покойников органы для различных целей и делает муляжи человеческих внутренностей). И однажды настал исторический момент, когда его пригласили ухаживать за главной, «вечно живой» мумией страны. Знаете, там, не доходя до Спасских ворот, напротив ГУМа? И тогда, естественно, его стали просвечивать со всех возможных и невозможных сторон так, что добрались, конечно, до самой «морковки».
В лагере Рыкова заболела туберкулезом, что, возможно, спасло ей жизнь. Ее определили вести статистику в санчасти, где помирали один за другим бедные доходяги. Однажды ее вызвали к лагерному начальству и спросили: «Что это у вас в санчасти без конца умирают?» И Надежда Януарьевна твердо и без запинки отчеканила: «Гражданин начальник, у нас умирают только те, кому положено умереть».
Атмосфера этого дома и образы его колоритных обитательниц описаны мной в киноповести «Соната для троллейбуса», вошедшей в качестве главы в роман «Лис, или Инферно» (СПб., 2009). Там я получал от Н.Я. для чтения не только редчайшие оригинальные издания Волошина, Сологуба, Кузмина, Замятина, переводы Новалиса, Верхарна, Лагерлеф и т.д., но и самиздатские машинописные «издания». Там можно было встретить ярких персонажей эпохи, в частности, Г.Шмакова, «духовного сына» С.В.Поляковой, который готовился тогда к эмиграции в Штаты, или М.Мейлаха.
Н.Я. впервые прочитала мне стихи Георгия Иванова («Эмалевый крестик в петлице...»), и судьба привела меня через много лет, в Париже, в дом И.В.Одоевцевой и подружила с ней (позднее, по просьбе Н.Я., я, в свою очередь, познакомил ее с Одоевцевой в казенной квартире у Невского, когда Ирина Владимировна вернулась «на берега Невы»). Н.Я. рассказала мне о наследнике престола, Великом князе Владимире, живущем в Мадриде, и спустя годы я стал его личным секретарем. Ей посвящена моя первая книга стихов, вышедшая в Нью-Йорке. Она же передала мои стихи Михаилу Дудину для первой публикации на родине в журнале «Звезда».
Н.Я. приглашала меня на заседания переводческой секции в Союз писателей, где в те годы можно было встретить сестру М.Цветаевой Анастасию Ивановну или послушать блистательного и скромного профессора В.А.Мануйлова.
Она была великодушным, ярким, европейски образованным человеком, блестящим эрудитом, носительницей не беззначной информации, а глубокого, осознанного и пережитого знания, покоряла своим гедонизмом, жаждой жизни, каким-то изысканным язычеством, была верна и благородна в дружбе.
Н.Я. обожала путешествовать, ездила с писательскими делегациями за границу, весь год ждала летней поездки в свой любимый Коктебель (где ее помнят по сей день), была по убеждениям космополитом, западником и неуверенным атеистом (над полками книг у нее висела старинная икона, которой благословили на брак ее родителей) и жалела, что провела жизнь в России, а не в какой-нибудь европейской стране. В последние годы, при ясном уме и невероятной памяти, у нее сильно ослабло зрение, и в дом приходила женщина, читавшая ей на языке оригинала детективы и романы ужасов.
Мое парижское стих-е «Памяти Н.Я.Рыковой»: «В мятных ветрах отбывающей юности, как/ и потом – в оскоминные годы, была в судьбе/ высокая, с совиным голосом и мигающим/ оком рептилии седая Януарьевна, блаженно/ спавшая под ранних опусов прыщавое/ бубненье и воскресавшая при виде ню Боннара./ Любила сладкое винцо и сулугуни, фарфор,/ янтарь, июль по-коктебельски и говорила/ «вы» приблудной одноглазой суке, считая/ ейный профиль ренессансным. Всё зная и/ не веря ни во что, она жила с сафическою/ страстью язычницы – без лишней нежности/ к безжалостной России и с тихой слабостью/ к себе: «Я бы хотела умереть, но не хотела б.../ умирать». Как водится на крохотной Земле,/ она была бессмертной, хоть верила, что это/ всё исполнила по собственной заявке, и,/ верно б, вторила за Дюбари на шатком эшафоте:/ «Минутку, ещё минутку, господин палач!»
Александр Радашкевич
Соч.: Альфонс Доде // Французский реалистический роман XIX в. Л.; М., 1932; От романтиков до сюрреалистов: Антология фр. поэзии. Л., 1934 (прим.); Альфонс Доде и «Приключения Тартарена» // Доде А. Тартарен из Тараскона. М.; Л., 1935; Шарль-Луи Филипп // Филипп Ш.-Л. Собр. соч. Л., 1935. Т. 1; На последнем этапе буржуазного реализма: Творчество Марселя Пруста // Пруст М. Собр. соч. Л., 1936. Т. 3; Творчество Поля Адана // Адан П. Трест. Л., 1936; Добрые и недобрые воли Ж. Ромэна // Интернац. лит. 1937. № 4; Ромен Роллан и его Жан-Кристоф // Роллан Р. Жан-Кристоф. Л., 1937; Остров пингвинов Анатоля Франса // Франс А. Остров пингвинов. Л., 1938; Современная французская литература. Л., 1939; Творчество Эмиля Верхарна // Верхарн Э. Избр. М., 1955; Шодерло де Лакло и судьба его романа «Опасные связи» // Лакло Ш. де. Опасные связи. М.; Л., 1965; Адриенна Лекуврер. Л., 1967; Западноевропейская лирика. Л., 1974 (сост., вступ. ст., сведения об авт., примеч.); Стихи прошедших лет, 1922—1988. СПб., 1993; Из воспоминаний щепки // Распятые: Писатели — жертвы полит. репрессий. СПб., 1998. Вып. 4.
Пер.: Ренар М. Пещера чудовищ. М.; Л., 1943; Корнель П. Гораций // Корнель П. Избр. трагедии. М., 1956; Шекспир В. Король Иоанн // Полн. собр. соч. М., 1958. Т. 3; Грильпарцер Ф. Либуша // Грильпарцер Ф. Пьесы. Л.; М., 1961; Клейст Г. Кетхен из Гейльброна // Клейст Г. Пьесы. М., 1962.
Н.Я. Рыкова в юности.
|
