Остров-cайт Александра Радашкевича / Поэзия / Из сборника "Созвездие Лиры" (2024)

Поэзия

Из сборника "Созвездие Лиры" (2024)

 



Александр Радашкевич / Alexandre Radachkevitch
Перевод на французский Валерия Двойникова (Бельгия, Льеж)
Traduit par Valéry Dvoinikov (Belgique, Liège)


АРИЯ


Жизнь. Нам снова снится эта жизнь,
и дней неверных лабиринт
снова ведёт прахом дорог к трём зеркалам,
где из-за спин или сквозь тень
шатких теней краешком уст, как из икон,
как сон во сне последних снов –
жизнь. Нам снова снится въяве жизнь,
и дней текучих тонкий смерч –
ангела перст – нас понесёт боком за край
немых, налитых громом туч,
где ждёт отживший клавесин
звон торжества, час неподдельных мук, где
жизнь. Нам снова снится всуе жизнь
сквозь сети непроглядных дней,
нас отучивших
жить.
     


UN AIR

La vie. Cette vie dont nous rêvons encore,
au fil des labyrinthes des jours ingrats
qui nous mènent à nouveau, avec les cendres des morts,
vers ces trois miroirs d’où perce, derrière nos dos
et à travers nos ombres d’illusion, au bout des lèvres placées
devant une icône illusoire pour évoquer encore ce rêve
dont on rêve la dernière fois – cette vie...
Et on y rêve encore, de cette vie réelle,
lors des tornades de jours émiettés qui filent
vers l’inconnu, promenés du bout des doigts
par un ange bienveillant, tout comme ces nuages sourds,
où se cache le tonnerre, où interprète un clavecin enroué
la mélodie des fêtes inaccomplies à l’heure authentique
des tourments et où gît cette vie... Cette vie qui passe en vain
et dont on rêve tant, face aux jours incertains
qui nous ont désappris à vivre encore... cette vie...



ЧАЙ


Чай должен быть крепким и
сладким. Жизнь – ломкой
и подслеповатой. Небо –
пустым и высоким. Горе –
набухшим и чёрным. Сердце –
пугливым и громким. Радость –
солёной и краткой. Родина –
детской и дальней. Вечер –
последним и влажным. Песня –
напрасной и пьяной. Долгой
и горной – дорога. Прошлой и 
вешней – любовь. Память же –
крепкой и сладкой, как наш
заутренний, душистый, 
как наш с тобой горячий чай.



NOTRE THÉ


Le thé doit être noir et
bien agrémenté. La vie, fragile 
et légèrement aveugle. Le ciel – creux 
et sans cesse élevé. La peine enflée 
et sombre. Le cœur – craintif, 
tambour battant. La joie –
pimentée et brève. La mère patrie – 
enfantine, bien éloignée. Le soir – 
humide et pluvieux comme le dernier des ders. 
Le chant – enivrant, vain, vite oublié. 
Le chemin sinueux et long. L’amour  – 
passé et toujours printanier
Les souvenirs – doux et forts
comme notre thé, si chaud et parfumé, 
partagé ce matin ensemble.




ВАЛЕРИЮ ДВОЙНИКОВУ

Mais voir un ami pleurer.*
Jacques Brel


И если вдруг в дверях предутренней разлуки 
друг редких встреч заплачет на плече, она не зря
ревнительно отжита, такая пустая и глупая
шутка. Лики киевского детства, португальская 
юность, даже лондонские скобки и валлонский 
приютный тупик, весь мир сиротский и в прах 
продутый, который ты, упрямый, как все свои
смертельные влюблённости, ещё стараешься 
назло зарифмовать. Ну а я, что я знаю об этом, 
как, впрочем, и о том? Мы лишь в стихах порой 
встречаемся напрасно, но, видит бог, не зря средь 
отлучённо-подключённых, прикованных к липучей
пустоте, мы опоздали на поезд последний, который 
отбывает послезавтра, и он перед носом смыкает
гремучие двери. По улице Аве Мария в надежде 
святой ни на что, читая клинописи стёртых лиц, 
бреду я вне себя, и памяти пьяные птицы ныряют 
в рваных облаках, а на плече предутренних 
прощаний беззвучно плачет дальний друг.


____________________________________
*Но видеть плачущего друга. (Жак Брель)





A VALÉRY DVOINIKOV

Mais voir un ami pleurer. 
Jacques Brel

Si tout d'un coup, juste avant l'aube, un ami des rencontres rares
viendra pleurer sur ton épaule, avant qu'il ne soit trop tard,
d'après une blague un peu stupide qui fait litière du hasard
à l'enfance aux regards de Kiev, à la jeunesse du Portugal,
et à l'impasse wallonne du rêve que Londres prolonge au final
dans ce monde qui souffle jusqu'aux cendres, indifférent, abandonné,
et que tu essayes d'appréhender, en essayant de faire rimer
face aux amours mortellement tendres, et le faisant sans doute exprès...
Et moi, que sais-je de ces totems ou d'autres encore ici et là ?
On se rencontre dans les poèmes, inutilement, mais Dieu le voit
que ce n'est pas un pur hasard parmi ces êtres éloignés
que la vie parfois sépare mais qui restent pourtant connectés
au vide qui colle aux peignoirs devant l'entrée d'un train raté,
fermant ses portes grinçantes d'espoirs pour repartir le jour d'après
sur la rue de l'Ave Maria avec un sacré-sainte foi
en rien. Si ce n'est qu'en toi, en affrontant les âmes vides,
où je passe en dehors de moi, où les oiseaux des mémoires ivres
plongent dans les nuages en émoi alors que pleure sur mon épaule
l'ami des routes empruntées durant l'étreinte qui s'envole
à l'aube de cette matinée...
 

 
Вавилон - Современная русская литература Журнальный зал Журнальный мир Персональный сайт Муслима Магомаева Российский Императорский Дом Самый тихий на свете музей: памяти поэта Анатолия Кобенкова Международная Федерация русскоязычных писателей (МФРП)