Остров-cайт Александра Радашкевича / Поэзия / НЕИЗРЕЧИМОЕ. Стихи разных лет в новых переводах. Валерий Двойников (переводы на французский)

Поэзия

НЕИЗРЕЧИМОЕ. Стихи разных лет в новых переводах. Валерий Двойников (переводы на французский)

 

Валерий ДВОЙНИКОВ (Льеж)

Valéry Dvoinikov (Liège)

Переводы на французский

 

 

 

Я ХОТЕЛ БЫ

 

 

Я хотел бы быть тем, кого нет. Мёртвый

ветер гуляет по миру. Так хотел бы

не знать, что не вижу, и не видеть, что

так и не знал, и зайти за высокий экран

в чёрно-белом кино одиночеств, где опять

прошлогодний аншлаг, и розовым шампанским

скоротать антракт необратимой «Травиаты»,

этой осени рыжие сны, этих дней

небывалые были.

Горит последнее окно за тем

обветренным углом, за веткой той,

непоправимой. Театр времени на улице

судьбы, где голуби клюют вчерашнюю

блевотину у входа. Я хотел бы быть тем,

кого нет, кто не явится и не отбудет, и не

видеть уже, и не знать, всё, что знать не

хотел и провидел, как все те, кого

носит по миру мёртвый ветер

пустых перемен.

Горит последнее окно, и небеса

непоправимы. Под утро снова снится

брат, под вечер – нет ни досад, ни боли

бережной, ни ветреной тревоги. Я хотел

бы уже не хотеть и не знать всё, что так и

не видел. А долы те, преголубые, пускай

лоснятся для других, и ласточки ныряют

за окном в подводном мире яви, и счастье

улыбается с подушки и думает

о ком-то о другом.

 

2012

 

 

 

JE VOUDRAIS

 

 

Je voudrais être celui qui n'est plus. Un vent assassin

se promène sur le monde. Je voudrais tellement

ne pas connaître ce que je ne vois point et ne plus regarder

ce que je n'ai jamais pu connaître, se glisser derrière un haut écran

du cinéma muet des solitudes, qui diffuse en boucle

les succès de l'année dernière, déboucher une bouteille de champagne

rose en profitant de l'entracte de la « Traviata »,

des rêves roux de cet automne, de la réalité

improbable de ces jours.

 

La dernière fenêtre reste toujours allumée

au coin éventé, sur la même incorrigible branche.

Le théâtre du temps se déroule sur la rue du destin, là

où des pigeons ingurgitent le vomis de hier, devant une entrée

quelconque. Je voudrais être celui qui n'est plus,

qui n'apparaîtra ou ne disparaîtra plus jamais. Ne plus voir et ne plus

connaître tout ce que je ne voulais pas savoir mais que je devinais,

comme tous ceux qui sont désormais emportés par le vent

assassin des changements désuets à travers le monde.

 

La dernière fenêtre reste encore allumée et les cieux

restent imperturbables. Le matin, je rêve encore de mon frère,

pour que le soir, il ne me reste plus de déceptions ni de mal

accosté, ni d'inquiétudes volatiles. Je voudrais ne plus

vouloir et ne plus connaître ce que je n'ai jamais

vu. Quant aux collines azurées, qu'elles éblouissent

les autres, et que les hirondelles plongent par dessus les fenêtres

à l'intérieur du monde sous-marin de la réalité, et que le bonheur

continue à sourire de son coussin, en pensant

plutôt à quelqu'un d'autre.

 

2012

 

 

 

СПАСИБО, ПАРИЖ

 

 

Спасибо, Париж, за масонские

игры, за орды туристов, зевающих

хором на раннем Монмартре,

в сиреневом солнце, за пальцы

карманников в ласке проворной,

за волны любви, убывающей

в млечность под грешным мостом

Мирабо, спасибо за кладбищ

чугунные склоны в завешенных

окнах шик-блеск ресторанов,

за блики ликов помидорных

у старых пьяниц на скамье,

за слёзы Пиаф и ухмылку

Джоконды, пустыни храмов,

торжищ толчею, за тени друзей

в непогашенных окнах и поезда

в почивший Ленинград, за

взгляды любимых в отчалившем

взгляде и ласточек над

поднебесной мансардой, за узкую

тропу взаимных одиночеств и

музыку разыгранных разлук,

за вздохи двойника, стареющего

кротко, бредущего мимо

меня, в улыбке видений, во снах

недожитых, где больно от

вольностей кафешантанных и

сладко от шквалов бульварной

тоски, где кажется то, что не нам

отказалось в глядящих в себя

зеркалах, спасибо, судьба,

за судьбину, за сказку

спасибо, Париж.

 

2012

 

 

Merci, Paris

 

 

Merci, Paris, pour tes jeux maçonniques,

pour tes hordes de touristes, bayant sur

un Montmartre matinal, éclairés par un soleil mauve,

pour tes doigts de pickpockets, en proie à une caresse habile,

pour tes vagues d'amour qui s'enfuient vers la voie lactée,

en dessous du pont pécheur Mirabeau,
merci pour les collines en fer de tes cimetières, visibles

à travers les fenêtres fermées des restaurants chics,

pour tes gueules en forme de tomate des vieux ivrognes sur un banc,

pour tes larmes de Piaf, ton sourire de la Joconde,

pour tes temples désertées, pour tes marchés en-foulés,

pour les ombres d 'amis, dans tes fenêtres allumées,

pour tes trains vers un Leningrad enterré,

pour le reflet des bien aimés dans les yeux lors du départ,

pour les hirondelles sous la mansarde de ton ciel,

pour le chemin sinueux des solitudes partagées,

et la mélodie des ruptures surjouées,

pour les soupirs de ton sosie, vieillissant innocemment,

errant devant moi, avec un sourire visionnaire,

plein de rêves mal vécus, portant en soi le mal

des libertés volatiles des cafés chantants et le bon souffle

de la peine au ras de tes boulevards,

merci au destin pour cette destinée,

pour ce que tu as pu me conter, Paris...

 

2012

 

 

 

ЛЕТО

 

 

Я хочу в иное лето, без начала и конца,

чтоб плацкарт или купе, и над Волгой –

долго-долго, голова чтоб с верхней полки

в дыме счастья, сквозь года, помидор,

вкрутую яйца, и весёлые соседи, и

великая страна.

Я хочу, чтоб снились книги, пахли

хлеб и молоко, чтоб кому-то там

пророчил в чёрной маске мистер Икс:

«живу без ласки, боль в душе затая»,

чтобы жадно ждали писем и боялись

телеграмм,

чтобы бабушка не спала, у окна меня

ждала, в синем фартуке в цветочек,

и мурлыкал на коленях понимающий

Пушок, чтобы вечно пела Мондрус,

нежно руки разводя: «где-то есть город,

тихий, как сон».

Я хочу в иное лето, вне начала и конца,

чтоб плацкарт или купе, днём Москва,

а ночью Орша, и чтоб Волга долго-долго

с верхней полки, в славе гари паровозной

чтоб по ветру

голова.                      

 

2012

 

  

Un été

 

 

Je voudrais un été différent, sans un début ni sans une fin,

dans une cabine, dans un train, au dessus de la Volga,

pendant longtemps, très longtemps, pour que ma tête glisse d'un lit couchette,

enfumée par le bonheur, au travers de longues années, une tomate,

des œufs pelés, des personnes attrayantes et un pays sans regrets...

Je voudrais rêver de livres, sentir le pain, sentir le lait,

entendre Mister X, décoré d'un masque noir, lancer à quelqu'un :

« Je vis sans les câlins et je mets en veille les douleurs de mon âme.

Je voudrais attendre avidement des lettres et non plus des dépêches...

Que ma grand mère ne dorme pas, derrière sa fenêtre en m'attendant,

avec un tablier bleu en fleurs, que « Pouchok » me comprenne en miaulant sur mes genoux,

que Mondrouss chante éternellement, en écartant ses doux bras « Il y a une ville,

quelque part, paisible comme un rêve... »

Je voudrais un autre été, en dehors du début, en dehors de la fin,

dans une cabine, dans un train, un jour, à Moscou,

une nuit, à Orcha, pour que la Volga,

pendant longtemps, très longtemps, par dessus d'un lit couchette,

soit étourdie par la gloire du train, ma tête dans le vent...

 

2012

 

 

 

ПИАНИСТ

 

                        Пьету Линкену

 

Витала музыка по кругу над

снегом раскалённых клавиш,

и искры чёрными снопами

взвивались из-под дроби пальцев,

то обжигая ветрами рая, то

колыхая волной подводной.

 

Упёршись стёртыми ногами,

рояль скользил в неосторожность.

Последний всплеск хрустящей лавы,

поклон, кивок, аплодисменты.

Боясь ожога, пожал я руку, 

холодную, как лёд подлунный.

 

2014. Брюссель

 

 

LE PIANISTE

 

A Piet Linken

 

La musique faisait danser les flocons de

neige autour des claviers incandescents,

et des gerbes noires d'étincelles sortaient

sous la claquette des doigts,

nous brûlant parfois par des vent du paradis,

ou encore nous berçant sur par vagues sous-marines.

 

Tenant debout sur des pieds usés,

le piano glissait vers l'incertitude.

Un dernier jet d'une lave craquelée,

un hochement, un salut et des applaudissements.

Craignant une éclaboussure, je me jetais pour serrer la main,

qui fut froide, tel un glacier lunaire.

 

2014. Bruxelles

 


 
Вавилон - Современная русская литература Журнальный зал Журнальный мир Персональный сайт Муслима Магомаева Российский Императорский Дом Самый тихий на свете музей: памяти поэта Анатолия Кобенкова Международная Федерация русскоязычных писателей (МФРП)