Из сборника "ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА - 2018" (Льеж, Бельгия)
* * *
Мы получим нежданные письма
о приезде родных и любимых,
только всё это грянет без нас
и без них – в убывающем мире,
где гуляют в сандальях святые
по прогалинам росных лугов,
только вовсе не завтра, а ныне,
вот на этом диване, отплывшем
в лебединое озеро снов. Мы
поверим, что всё-таки были и
смотрели немое кино золотой
нескончаемой были или небыли,
всё равно, растворяясь над
Сеной весенней в хороводе
невольно живых.
ПОЗДНЕЕ
Pour être vieux sans être adultes.*
Jacques Brel
В моих несметных невозможностях
есть крайний берег про тебя, в моих
возможностях предметных я засыпаю
норы в небо и отвожу овец от прорвы,
потворствуя ночным волкам. Я ничего,
и, может, даже слишком: в родном Париже
инородном в своём гранитном саркофаге
скользит свинцовая Нева над рифом
памяти Советского Союза и утки
парами над Лувром иные
зори бороздят.
О, эти губы поцелуйные над краем голого
стола, и эта каменная мука, как менуэт
разминовений пустых теней, вихреобразно
уносит нас в ночной проулок, где розы
бронзовые в окнах который срок вживаются
безлюбо в обряд угрюмых доживаний.
Беда с тобой, земная трата, я просыпаюсь
в прошлых снах, где мы уже не виноваты
в своей пожизненной вине, где гаснут
сказки наших судеб, как обманувшие
приметы, как семь
последних слов
Христа.
________________________________________________
*Чтобы стать старыми, не став взрослыми. (Жак Брель)
* * *
Неумолимо, вдруг, исподтишка
уходят вещи, последние, что знали
нас, что помнят тех, кто без вещей
отбыл в святое никуда, уходят вещи
за вещами неуследимо, чуть мешкая
в дверях и слабо упираясь в косяки,
как притихший бычок перед бойней,
а пришлый люд таращится на нас
и ждёт давно у ведомого края, где
ни ступеней, ни перил, где ходят
ходики вселенским ходуном на
полочке отпавшей. Уходят вещи
от вещей, о мире вещном не вещая,
нас забывая в камере судеб, немой
и одиночной, которую торопимся
набить напрасными хрустящими
и голыми вещами, не знающими
нас, не помнящими тех, кто канул,
помедлив в скрипнувших дверях
обшарпанного рая и обернувшись
бережно на нас. Уходят вещи вслед
за бледными последними вещами,
необратимо, враз, украдкой,
нас оставляя на века,
навеки оставаясь.
ЧУВСТВИТЕЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
ПО НЕВСКОМУ ПРОСПЕКТУ
Я не понимаю, почему мой климат
находят дурным.
Николай I
А невские чайки галдят за окном
на краю отведанного неба голосами
незнающих ночь. Я уже гостиничный,
я теперь не тот. Постоянно-непостоянная
здесь по-прежнему климатология, хотя
мастеровые, скидывая шапки, всё крестятся
на небо в пять утра на дождливых перекрёстках
отмыкаемых веков, творя забытую молитву,
и высота домов на Росси по-старому равна
ширине мостовой, как в идеале готовальном,
а Невский начинается с пустых чертогов
белого царя и нисходит прямо к лавре, где
воззванных зряшные заботы и старанья
преданы заботливо земле. И где он, Сукин
переулок, где Молчаливая и Проходная где?
Трактир для прибывающих с обеденным или
ужинным расположением? Кто, нежа прихоти,
здесь продаёт заморские помады для скорого
ращения волос? Кто поплёвывает в воды
с несводимых мостов ради собственного
удовольствия?.. Я уже гостиничный, я
теперь не тот. «А воспоминания? О,
воспоминания!» И является неумедлительно,
и не спит восемьсот восемнадцатый
под свою отчалившую музыку
роговых хоров на островах.
* * *
Кто нам читает книгу жизни с возвратного начала
до стёртого конца, кто чертит страшные картинки иль
соблазнительные виды, кто шелестит шершавыми
страницами и золотит пупырчатый обрез, кто сушит
в ней усопшие цветы и бережёт блудливые записки,
кто выдумал сафьянный переплёт и лупоглазую
обложку, кто главы впрок перемешал и опускает
голые слова, дописывая выпавшие буквы, кто вырвал
недочитанные главы и вычеркнул живые имена,
кто пересыпал ранним снегом, кто – прахом дорогим,
кто возвращает прошлые закладки, тасуя оглавленье
без конца, и выдаёт за громкий эпилог невнятные
сентенции пролога? И кто прообразы подвёл под
образа сквозь анфилады тупиков зеркальных?..
Форзац муаровый, тиснёный корешок, надуманный
экслибрис, сплетающий узлом инициалы. Присев
на ствол обрушенной колонны и глядя нам в закрытые
глаза, кто нам читает книгу жизни от буквицы
безвинного начала до скобок безначального конца?
НА ТЕМУ
Конечно, сны невероятны
и неразборчива беда,
конечно, хочется в обратно,
где всё в сей час и навсегда,
конечно, скатерть в алых пятнах
и в полночь смылись шулера.
Конечно, сердце виновато,
конечно, память коротка,
как на причалах воскресенья,
среди утопленников яви,
где, растворяя створки рая,
зареем в смежные снега.
Конечно, тайны запредельны
и упоительно просты
в немой и подлый понедельник,
когда слагаются стихи –
и в срок высокого томленья,
и в час понурой суеты.
Конечно, смерть, конечно, ветер
и перебиты все следы,
и даже морок этот светел,
где за душой клубится пепел
и, залетая в межнебесье,
где сквозь себя дрейфуешь ты.
«Эмигрантская лира – 2018» (Брюссель – Льеж – Париж)
|
