Ольга Кравцова. «Я ИХ ПОИЛ РОСОЙ АСТРАЛЬНОЙ, ЕДИНОРОЖЬИМ МОЛОКОМ»: философия, традиция и новаторство Александра Радашкевича. Мистерия как жанр.
Что-то очень важное, эстетически значимое, что и определяется нашим сознанием как искусство, несет в себе глубокую принадлежность к красоте и истине. Поэзия Александра Радашкевича, подлинно новаторская, каждый раз эту принадлежность подтверждает. Вместе с тем, погружение в его поэтику воистину напоминает путешествие к истокам времен и древних поселений с архаичным золотом и священными дарами. Путешествие в архаику.
И для автора, и для его читателя путь к осмыслению бытия лежит в русле индивидуальных интуиций. Стихи, "творения духа", становятся откровением, но откровением таинственным. Так и было сказано о "Фаусте" великого Гёте: "Они исходят из глубины душевной жизни, основы которой недостижимы" 1 . Возможно, это и то, о чем говорилось и самим поэтом: "Кто знает, тот молчит, а кто говорит, тот не знает" 2 .
В палитре его поэтического новаторства сразу выделяются несколько обращающих на себя внимание аспектов, обозначить которые можно следующим образом: вопрос жанра, поэтика художественного времени, осмысление и принятие философско-поэтической традиции, феноменология авторского "я" и то необыкновенное, что и определяется нами как "феноменология духа". Все это невозможно расположить в какой-либо последовательности, наоборот, поэтика Александра Радашкевича утверждает взаимодействие всего названного одномоментно, цельно и глубоко.
Итак, познание – интуитивно. "Чистая душа в своем исканьи смутном сознаньем истины полна!" 3 . Вспоминается также Максимилиан Волошин: "Жизнь – бесконечное познанье... / Возьми свой посох и иди!". Речь, понятно, не о вопросах житейских (хотя их это тоже касается), речь о поиске творческом. У большого поэта, ищущего и нашедшего свое собственное, индивидуальное русло, свой поток, и на уровне идеи, и на уровне языковых построений именно так и происходит. Стихи Александра Радашкевича сакральны. Это удивительное качество, наравне с музыкальностью и свободой художественного высказывания, сразу же завораживает читателя.
"Ценность поэзии Радашкевича – в её независимости от всех современных течений и манер, её остром ощущении современного русского языка как продолжателя великой традиции, но открытого музыке времени, чуткого к новым звукам. Оттого и эта свобода обращения со словом, помогающая автору создавать разнообразнейшие по форме пьесы. Я имею в виду не пресловутую инновативность, предписанную авангардистами, терроризирующую современное искусство вот уже целое столетие, а независимость творца, осознающего свою особую задачу. Радашкевич знает: то, что он говорит, не скажет никто, и говорит так, как способен только он один. Выражается это в тематике, в лексике, в удивительно музыкальной интонации длинной фразы, не боящейся инверсии, а также в эпитетах – художественном средстве, давно уже начавшем умирать в настоящей поэзии и теперь словно возрожденном в стихах Радашкевича, – эпитетах ёмких, суггестивных, переселяющих предметность в мир таинственной отстранённости" 4 .
Но пьеса ли это? Судя по степени такого драматического, живого магнетизма и внутреннего накала, энергетического заряда, то, вероятно, да. Определиться непросто. Во всяком случае, без погружения в философско-литературную, поэтическую традицию никак не обойтись.
|
Я был нормальный русский мальчик,
косил и стожил лунную траву, я даже
думал, что вы тоже, вы тоже верите
в обман. Текли года, стиралась кожа,
в которой я преуспевал. Смотрите,
слушайте, я тоже топтал свеченье
ковылей, и поперёк витой колонны
в лугах безбрежных, елисейских
прозрачно значится: я был 5 .
|
Разве это не загадочно? Разве это не волшебно? Еще как! Взаимоотношения со своим "я", внутренние монологи всегда являлись одной из доминант лирико-драматического текста, и в поэтике Александра Радашкевича они представляют основной модус при построении идеи и раскрытии индивидуального поэтического характера. Однако создание такого яркого, будто бы мифического, но психологически очень точного образа, рождение лирического героя, – не просто самобытного, но уникального в своей самоидентификации; его появление, проявление в авторском тексте – всякий раз становится чем-то удивляющим, словно открывающимся миром сокровенных мистерий.
Это старинное слово по отношению к поэзии Александра Радашкевича мы употребляем неслучайно. Как известно, у лексемы мистерия несколько значений – это и культовое таинство, посвящённое божествам, к участию в котором допускались лишь посвящённые; это и литературный жанр, в котором история события остаётся загадкой до конца повествования; также это основной жанр средневековой религиозной драмы (фр. mystere, от лат. mysterium, др.-греч. μυστήριον – таинство); а в христианстве – божественный план спасения, принесённый на землю Иисусом Христом, как Христом Спасителем.
Зрелищность (от англ. spectacle – зрелище, шоу, "нечто, явленное зрительному восприятию") как потребность сознания в переживании визуального опыта определила место мистерии в пространстве культуры – театральную сцену. Достаточно подробно об этом сказано в истории западноевропейского театра, например в издании, составленном С. Мокульским, мистерии посвящен целый раздел. Немало информации присутствует и в других источниках. "Мистерия – жанр в высшей степени противоречивый; в нем совмещаются и борются такие противоположные начала, как религиозная мистика и житейский реализм, набожность и богохульство, проявление стихийной народности, выражаемой в самодеятельности масс, и официальная подчиненность мистерии церкви и городским властям". Здесь же о популярности жанра: "В течение XV и XVI веков было написано огромное количество мистерий – число сохранившихся стихов превышает миллион. Сказать же, хотя бы приблизительно, сколько мистерий существовало вообще в средневековом театре, совершенно невозможно. Во-первых, большая часть рукописей погибла, а во-вторых, значительное большинство мистерий, разыгрываемых на подмостках, могло вовсе не распространяться, оставаясь только в распоряжении актеров" 6 .
В 1825 году Александр Сергеевич Пушкин в одной из своих неопубликованных статей писал: "Темные понятия о древней трагедии и церковные празднества подали повод к сочинению таинств (mysteres). Они почти все писаны на один образец и подходят под одно уложенье, но к несчастью в то время не было Аристотеля для установления непреложных законов мистической драматургии. Два обстоятельства имели решительное действие на дух европейской поэзии: нашествие мавров и крестовые походы. Мавры внушили ей исступление и нежность любви, приверженность к чудесному и роскошное красноречие востока; рыцари сообщили свою набожность и простодушие, свои понятия о геройстве и вольность нравов походных станов Годфреда и Ричарда" 7 .
Вот несколько общеизвестных фактов, о которых стоит сейчас напомнить. В Англии термины "миракль" и "мистерия" были синонимичны. Относительно французов известны "Чудо о Теофиле" Рютбефа, одно из наиболее художественных драматических произведений французского Средневековья, оно насыщает популярное в ту эпоху старинное сказание о Теофиле-управителе, ради власти продавшем свою душу дьяволу, новым социальным содержанием. "Игра о святом Николае" Жана Боделя – один из лучших французских мираклей XIII века, отличающийся большой динамикой действия и сочным бытовым колоритом. В хрестоматии по истории западноевропейского театра отмечается, что, как и все пьесы средневекового театра, "Игра о святом Николае" в оригинале была написана стихами 8 .
По мере развития городов все чаще стали устраиваться пышные церковные шествия, сопровождаемые инсценировками евангельских и библейских сюжетов. Особенно богатой драматическим элементом была уличная процессия в честь праздника тела Христова, установленного специальным указом папы Урбана IV в 1264 году. Перенос церковных инсценировок на улицу усилил их зрелищную сторону и сделал возможным использование этих сюжетов и для чисто светских целей. Так, во Франции "Страсти Господни" были впервые показаны на площади в виде мимической мистерии в 1313 году при въезде в Париж короля Филиппа IV Красивого. После этого подобная театрализация повторялась неоднократно. У знаменитой "Мистерии Страстей", посвященной жизни Иисуса Христа, известен автор. Это Арнуль Гребан (Arnoul Greban (Le Mans, 1420 – Le Mans, 1471) – ученый теолог и преподаватель Парижского университета, а также руководитель капеллы собора Парижской Богоматери 9 . Его мистерия Mystère de la Passion представляла собой огромное сочинение размером около тридцати пяти тысяч стихов (34 574 versos). Оно и послужило образцом для всех последующих мистерий.
Вернемся к "архаике". На самом деле, мисты (др.-греч. μυστικός "закрытый") – в Древней Греции род младших жрецов, новопосвящённых в таинства религиозных обрядов. Своё название получили, видимо, от формы обряда посвящения, при котором они должны были держать глаза и рот закрытыми. Мисты принимали участие в тайных богослужениях и мистериях. Во время священнодействия мисты в отличие от непосвященных носили на головах миртовые венки, а на правой руке и левой ноге – повязки пурпурного цвета. Для миста, прежде всего, важно то глубокое чувство, настроение, с которым он приближается к тому, что он ощущает как свое высшее назначение, диалог с божеством, как долгожданный ответ на все загадочные вопросы бытия 10 . Познание через такое переживание становится глубоко личным, интимным фактом. Прекрасно это описано у Плутарха "О значении дельфийского "El".
В современном гуманитарном знании "мистерия" употребляется как термин в близких, но разных, по сути, значениях, обусловленных целью и задачами исследователя. Диапазон трактовок широк, и каждая, будучи частью общего поля знания, оказывает то или иное влияние, придает свой собственный смысловой оттенок. Вот, к примеру, о творчестве Иосифа Бродского: "Нить исследования ведет от "метафизики бесконечности" через концепцию Языка-Универсума к идее эстетического абсурда как ключевого приема – и затем снова возвращается к обобщающей мысли, зафиксированной в понятии метафизической мистерии" 11 . В философии: "Мистерия логики и тайна субъективности: о замысле феноменологии и логики у Гегеля". В музыкальной культуре – цикл лекций-концертов "Музыкальные вечера в Доме Пашкова" и название одной из них "Александр Скрябин: мистерия духа". И вот эта "мистерия духа" наиболее близка к нашему пониманию вопроса.
Именно такой, выходящей из глубины веков, "мистической драматургией" можно было бы назвать новаторский жанр, стиль, который, как отмечено Вольдемаром Вебером, "для русской традиции совершенно нов" 12 , и в таком совершенстве возникает перед нами. Мистериями лирико-драматическими, сакральными и философскими, с достаточно сложной образной системой, пестротой ассоциаций, барочным изобилием, богатством языка. Строго выстроенное стихотворение Александра Радашкевича в той или иной степени, но обладает описанными выше качествами мистерий, с той лишь разницей, что все они сконцентрированы в небольшом по размеру лирическом тексте. В этом и есть еще одно новаторство мастера – воплотить игру времени в границах небольшой страницы. Играющие и переливающиеся энергии древности и Средневековья наполняют его стихи, превращаясь в музыку и яркое образное действо. А "Мистериум Магнум" 13 становится живым организующим центром для всего этого объемного, мощного и невероятного поэтического потока и художественного мастерства.
|
МИСТЕРИЯ
Нас жрец земли земле не причастит.
М. Волошин
И мне был явлен власти клир павлиний и злата –
сволочной, я вызнал ад великих чудаков и рай
улыбчивых ничтожеств, лобзая пясть прозрачную
святых и ризы грехотворников блаженных, я был
последней тварью, что спаслась со мной в нечаемом
ковчеге, и провожал обжитые миры в зубцах кремлей
и пентаграммах пентагонов, по первопутку, в даль
и стынь лилась пунктирная дорожка початых дней,
ночей неизречимых в театре раненых теней, где
Мистериум Магнум нам упёрто в чело по воле
непреложной кукловода, я провожал гробы и нежил
обретенья, и млечный пепел поцелуев струило над
плечом паникадило снов, неся попятною волной
в заветный край посюсторонний, где резные просторы
Ленотра и где ветер Палермо на грудь, где блики
радужного блуда и лепет оголтелых бед, кривое небо
всех чужбин текло в вокзальные углы, кроило
лиственную сень в виду немой, оледенелой Леты,
я помню всё, что позабыл, и разглядел, что не заметил,
и я доселе не устал безлунным сном выгуливать себя
в долине божьих слёз на поводке неведенья охранном 14 .
|
Интерес поэта к познанию не вызывает сомнений. Его "ветер созерцаний" коснулся всех возможных сторон возможной реальности. Но, в отличие от сказанного о средневековых mystères Пушкиным, мистерии Александра Радашкевича оригинальны и разнообразны, а замысел, философское наполнение находятся в гармоничном единстве с совершенной и оригинальной формой верлибра. Строка вмещает всю необходимую палитру: мелодию, эмоцию, интуитивную, но в своем результате – строго организованную и вполне режиссерскую постановку/сцену стихотворения, языковое совершенство, живую выразительную деталь. "Я никогда не пишу с заданной целью, не ставлю себе задачей вложить все в какую-то определенную форму или тему, я пишу стихи, как композитор – музыку, чисто интуитивно. Для каждого стиха своя спонтанная мелодия, но для каждого я ставлю потом и свои ограничения; стихи кажутся "свободными", а на самом деле, они существуют в очень жестких, выстроенных мною в процессе работы над текстом рамках, иначе все расплывается в ничто, в пену, в мутную воду. Искусство без ограничений, без рамок существовать не может. Чем сильнее напряжение, тем дальше и выше летит выпущенная на волю стрела" 15 . Это напряжение и накал в тексте Александра Радашкевича драматичны. Акцентируясь созерцательностью, изначально – просто как свойством поэтического характера, трагизм в стихотворении или для стихотворения становится неким базовым полем, своего рода основанием. "Он неизменно трезв – и неизменно горек – и в этом схож со своим любимым Георгием Ивановым. Лирическая дерзость Вагинова – но без его призрачности, с вещной насыщенностью, свойственной, пожалуй, Кузмину" 16 . Наряду с этим присутствует и легкая усмешка, будто ницшеанская, подчеркнутая острым и точным смысловым решением.
|
На этот свет, на эту тьму в апреля день, по Божьим
умыслам, тридцатый, в три по
полудни явился, помнишь, я в пылящем Оренбурге
и нежно вымолвил: му-му 17 .
|
Стихотворение "Ломая неравные строки" – настоящий живой моноспектакль – идеи, образов, самой музыки и точного слова. О чем же в нем речь? Может быть, это "мистериум магнум" поэтической стихии и речи как некой субстанции – первичной или даже божественной? Манифест Мастера?
|
Я их
поил росой астральной, единорожьим молоком,
прокатил на гондолах и тройках, научил не стенать
на прощанье и влюбляться навек, как впервые, над
обрывом предвечной весны, проводил анфиладой
зеркальной отшумевших безмолвно веков, но
ни за что не расставался и никогда не приручил 18 .
|
Все взаимодействует и звучит, как по нотам. Играет. "Сквозь музыку веков, былому предстоящих...". Вот и слова поэта о своей музыке: "Там, где у меня внутренняя строка обрывается, я обрываю ее, не считаясь с тем, что читателю это неудобно, я мешаю на самом деле ему читать, чтобы он не заснул, не скользил глазами, не укачался, чтобы он даже злился, но оставался в напряжении. Чтобы, прочитав стихотворение, он увидел, что внутри у него эти ломаные строчки, как мозаика, выстраиваются в какие-то определенные и довольно четкие формы, а записаны они так, чтобы его это ударило или хотя бы задело, чтобы захотелось перечитать, но ни в коем случае не вводило в монотонно убаюкивающее состояние. Ведь в большой классической музыке главная тема и подтемы никогда не поданы в лоб, прямо, но проходят сквозь тернии и метаморфозы, сбои, повторы, развитие и кульминацию, и слушатель проходит эти "испытания", чтобы внутренне сложилось гармоническое целое, сотворчествуя, так сказать, композитору" 19 .
Мистерии Александра Радашкевича выстраиваются на подвижной, меняющейся, но для его творческого сознания всегда главной и вечной основе – восприятии единого пространства/потока времени. Время в его линейности, время как вертикаль из прошлого в будущее необходимо сейчас только для читателя, для нас – как некая шкала возможного определения тех исторических и культурных пластов, которые заявляют о себе в его поэтическом тексте.
И вот что интересно – поэт пишет о своем друге, тоже поэте и философе Кирилле Дмитриевиче Померанцеве: "Для понимания творческого наследия К. Померанцева необходимо также знать, что до последнего дня своей жизни он оставался убеждённым адептом антропософского учения, толкующего, как известно, о цепочке земных перевоплощений человека на пути к высшему духовному совершенству, к возведению его в божественный ранг. Основателем антропософии был немецкий мистический философ и провидец Рудольф Штейнер, чьими ветхими переводными томами у Померанцева были забиты все шкафы и антресоли" 20 . Творчество Александра Радашкевича также нужно рассматривать в русле антропософских учений. Точнее сказать, его невозможно рассматривать в отрыве от них, иначе. Помянутый им австрийский философ, педагог, реформатор-практик и духовидец Рудольф Штейнер (1861-1925) справедливо признан крупнейшим исследователем духовной природы окружающего нас мира, глубочайшим знатоком путей внутреннего развития и познания. Основы антропософской науки о духе и пути познания философ изложил в бесчисленном количестве статей, лекций и обобщающих исследований. Осознание реальности и своего места в ней, природа познания как таинства и предназначения играли в его учении центральную роль. Так или иначе, но незримым своим присутствием тень провидца Рудольфа Штейнера угадывается в тексте Александра Радашкевича, лишь только становится возможным внутренне адаптироваться к его поэтическому ритму. Работы философа, в частности, "Философия свободы" и "Мистерии древности и христианство" заявляют о себе также естественно, как и романтическое наследие отечественной и мировой классики. Однако соединение стихии родной русской речи с логикой этой новой, глубоко духовной западной мысли и первопроходцам века прошлого давалось нелегко. На наш взгляд, это и есть очень большая работа, кропотливо совершаемая Александром Радашкевичем. Сейчас уже и сама его поэтика выступает как некая "связующая нить к истокам одного из малоизвестных течений в духовной жизни России" 21 .
Мир поэта и его герой находят точки соприкосновения с известной драмой-мистерией Штейнера "У врат посвящения", переведенной Андреем Белым, где с самых первых слов ("О человек, познай себя!" 22 ) дается ключ к пониманию смысловых пластов. Поначалу удивляющих читателя, а затем неизбежно "убеждающих" правотой толкования – пространства, мира и свободного "я", духа вечного и "невидимого".
Теперь уместно вернуться к традиции собственно литературной. Обилие реминисценций, цитат, эпиграфов (к стихотворению "Мистерия", например, поставлен эпиграф "Нас жрец земли земле не причастит" из венка сонетов "Corona astralis" М. Волошина) свидетельствует о постоянном погружении мысли поэта в поэтический контекст. Постоянном в нем пребывании. Петрарка, Гёте, Рильке, Сент-Экзюпери; Батюшков, Аксаков, Максимилиан Волошин, Андрей Белый, Сергей Есенин, Георгий Иванов, Ирина Одоевцева – все они у Александра Радашкевича "на берегах Леты" живые тени великой поэтической традиции. На рубеже XIX-XX веков коллективная игра-мистерия являлась мощным философско-эстетическим фундаментом для русского модернизма. Кроме того, антропософия и мистическая философия Штейнера явили целый пласт общеобразовательной и духовной культуры. Страстные сторонники его учения нашлись и в России. "Таланты Cеребряного века, холодные умы и пылкие натуры – все они обрели в антропософском знании свою путеводную звезду и ключ к загадкам русской души, а главное, как они считали – современное "умное делание", обратившее их сердца к Таинству Голгофы" 23 . Рудольфа Штейнера считали своим Учителем Андрей Белый, Василий Кандинский, Максимилиан Волошин. Свой подвиг познания и творческих свершений – человека и сверхчеловека, поэта, мыслителя – совершил каждый из вышеназванных русских Гераклов. Образ светлого бога, воина, рыцаря, несущего свет, весну, победу света над тьмою для Андрея Белого был особенно актуален. "Творчество Андрея Белого – не только гениальный вклад как в русскую, так и в мировую литературу, он – создатель громадной литературной школы. Перекликаясь с Марселем Прустом в мастерстве воссоздания мира первоначальных ощущений, А. Белый делал это полнее и совершеннее. Джемс Джойс для современной европейской литературы является вершиной мастерства. Надо помнить, что Джемс Джойс – ученик Андрея Белого. Придя в русскую литературу младшим представителем школы символистов, Белый создал больше, чем все старшее поколение этой школы, – Брюсов, Мережковские, Сологуб и др. Он перерос свою школу, оказав решающее влияние на все последующие русские литературные течения" 24 .
Мистерии Андрея Белого и Максимилиана Волошина, где "Рождение и смерть утрачивают свое исключительное значение, становясь лишь мгновениями возникновения и уничтожения, подобно всему происходящему" 25 , оказались, как видим, неким жанровым фундаментом для последующего столетия. И здесь уже возникает настоящий диалог поэта Александра Радашкевича с живым наследием философско-поэтической культуры. Живой диалог, который и требует нашего дальнейшего рассмотрения.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Штайнер Р. "Фауст" Гёте как изображение его эзотерического мировоззрения //Из области духовного знания, или антропософии. Статьи, лекции и драматическая сцена в переводах [с нем.] начала века. – Москва: Энигма, 1997. – С. 9.
2 Вебер В., Радашкевич А. "Сквозь музыку веков, былому предстоящих..." [Контексты; Вып. 50]// Крещатик. – 2020. – № 4. – сайт: magazines.gorky.media. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: magazines.gorky.media/kreschatik/2010/4/skvoz-muzyku-vekov-bylomu-predstoyashhih.html
3 Гёте И. Фауст [пер. с нем. Н. А. Холодковского]. – Москва: Худож. лит-ра, 1969.
4 Радашкевич А. Нам снова снится эта жизнь [Вальдемар Вебер] // Плавучий мост. – 2014. – № 4. – сайт: www.plavmost.org. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://www.plavmost.org/?p=3889
5 Радашкевич А. Я был нормальный русский мальчик [На несверяемых часах: стихи] // Новый мир. – 2019. – № 10. – сайт: www.nm1925.ru. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: www.nm1925.ru/Archive/Journal6_2019_10/Content/Publication6_7298/Default.aspx
6 Мистерия: из истории западноевропейского театра // Театр и его история. – сайт: istoriya-teatra.ru. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: istoriya-teatra.ru/books/item/f00/s00/z0000017/st008.shtml
7 Пушкин А. С. О поэзии классической и романтической. Неопубликованная черновая статья (1825) // Полн. собр. соч. Акад. наук СССР. Т. VII., 1951. – С.33. Во времена Пушкина в России еще не было принято употребление слова "мистерия". Пушкин переводил "mystere" – "таинство", исходя из бытового значения этого слова.
8 Мокульский С. Хрестоматия по истории западноевропейского театра. Т. 1. – Изд. 2-е, испр. и доп.– Москва: Искусство, 1953. – С.107.
9 Мистерия // Сто великих театров. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: www.booksite.ru/localtxt/the/atr/es/sto/8.htm
10 Штайнер Р. Христианство как мистический факт и мистерии древности. – Ереван: Ной, 1991. – С. 23.
11 Александр Коваленко о книге Плехановой И. Преображение трагического. Часть I. – 158 с.; Метафизическая мистерия Иосифа Бродского. Под знаком бесконечности: эстетика метафизической свободы против трагической реальности. Часть II. – Иркутск: Изд-во Иркутского университета, 2001. – 302 с.
12 Вебер В., Радашкевич А. "Сквозь музыку веков, былому предстоящих..." [Контексты; Вып. 50]// Крещатик. – 2010. – № 4. – сайт: magazines.gorky.media. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: magazines.gorky.media/kreschatik/2010/4/skvoz-muzyku-vekov-bylomu-predstoyashhih.html
13 Радашкевич А. Мистерия [На сожженных любовно мостах: стихи] // Крещатик. – 2019. – Вып. 84. – С.112.
14 Радашкевич А. Мистерия [На сожженных любовно мостах: стихи] // Крещатик. – 2019. – Вып. 84. – С.112.
15 Вебер В., Радашкевич А. "Сквозь музыку веков, былому предстоящих..." [Контексты; Вып. 50]// Крещатик. – 2010. – № 4. – сайт: magazines.gorky.media. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: magazines.gorky.media/kreschatik/2010/4/skvoz-muzyku-vekov-bylomu-predstoyashhih.html
16 Кенжеев Б. О стихах Александра Радашкевича // Литературная учеба. – 2006. – № 4. – С. 110.
17 Радашкевич А. Вариации времени [Я буду ветром: стихи] // Зарубежные записки. – 2005. – № 1. – сайт: magazines.gorky.media. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: magazines.gorky.media/zz/2005/1/ya-budu-vetrom.html
18 Радашкевич А. Ломая неравные строки [Волны дней: стихи] // Новый журнал. – 2020. –№ 301. – сайт: magazines.gorky.media. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: magazines.gorky.media/nj/2020/301/volny-dnej.html
19 Вебер В., Радашкевич А. "Сквозь музыку веков, былому предстоящих..." [Контексты; Вып. 50]// Крещатик. – 2020. – № 4. – сайт: magazines.gorky.media. – [Электронный ресурс]. – Режим доступа: magazines.gorky.media/kreschatik/2010/4/skvoz-muzyku-vekov-bylomu-predstoyashhih.html
20 Радашкевич А. П. От составителя // Кирилл Померанцев. Оправдание поражения. – Санкт-Петербург: "Русская культура", 2018. – С. 5.
21 Штайнер Р. От издательства //Из области духовного знания, или антропософии. Статьи, лекции и драматическая сцена в переводах [с нем.] начала века. – Москва: Энигма, 1997. – С. 8.
22 Штайнер Р. У врат посвящения [драма-мистерия в пер. А. Белого] // Из области духовного знания или антропософии. Статьи, лекции и драматическая сцена в переводах [с нем.] начала века. – Москва: Энигма, 1997. – С. 352.
23 Штайнер Р. От издательства //Из области духовного знания, или антропософии. Статьи, лекции и драматическая сцена в переводах [с нем.] начала века. – Москва: Энигма, 1997. – С. 8.
24 Пильняк Б., Пастернак Б., Санников Г. Андрей Белый. Некролог // Известия. – 1934. – № 8. – 9 янв. – С.4.
25 Штейнер Р. Мистерии древности и христианство. – Москва: Духовное знание. – 1990. – С. 19.
«Сетевая словесность», 26 октября 2023 года.
|
