СТИХИ-ПОСВЯЩЕНИЯ АЛЕКСАНДРУ РАДАШКЕВИЧУ
Бахыт КЕНЖЕЕВ (Монреаль, Нью-Йорк)
Из «Посланий»
I.
Любезный Радашкевич, извинишь ли
мою необязательность? С годами
все реже долгожданные часы,
когда зажжешь свечу, перо очинишь –
и доверяешь сумрачную душу
листу бумаги, зная, что назавтра
почтовый пароход его умчит
в Европу милую, в морозные пределы
Отечества... Знакомый коммерсант
не знающий по-русски, в ноябре
поверишь? – пригласил меня в Россию
с торговым представительством. Не стану
описывать дорожных приключений,
таможенных волнений, первых страхов...
Купец мой добрый продавал завод
по выпечке пшеничных караваев
из теста замороженного (ты
слыхал про наши зимы, Радашкевич?).
Представь картину - публика во фраках,
при шелковом белье, при сапогах
начищенных – социалисты ныне
и впрямь переменились! Твой покорный,
надев передник белый, как заправский
мастеровой, стоит у жаркой печи
и раздает бесплатные буханки
чиновникам, артельщикам, министрам...
Мы жили в «Прибалтийской». Зябким утром
авроры зимней скудные лучи
там освещают бедные кварталы
рабочего предместья, но прекрасен
залив ноябрьский – редкий белый парус
и чайки на пронзительном ветру...
До Невского оттуда, помнишь сам,
порядочный конец, но так извозчик
чудесно мчится, так Нева сияет
то серебром, то изумрудом, то
аквамарином! Впрочем, я привычен
к неярким, тихим северным пейзажам,
не то что ты, парижский обитатель...
Кормили славно – но признаюсь, милый,
что две недели жирной русской кухни,
мне, право, показались тяжелы.
Вернулся – и набросился на все
дары своей Канады, на бизонье
жаркое, кукурузные лепешки
(индейцы так пекут их, что и ты
одобрил бы), на яблоки и клюкву,
кленовый сахар, английское пиво...
А между тем роман мой злополучный
обруган был неведомым зоилом
в известной «Русской мысли». Не ищу
сочувствия, мой славный Радашкевич.
Ты не поклонник прозы, ты навеки
привязан к странной музыке верлибра,
безрифменному строю тесных звуков,
к гармонии, что для ушей славянских
груба и непривычна. Не беда,
мой монархист. Поэзия, царица
искусств, готова у своих жрецов
принять любую жертву. Ей по сердцу
отважный поиск дерзких сочетаний
старинных слов. В садах ее роскошных
твоя «Шпалера» незаконным, диким
цветком взросла – и услаждает взор
взыскательный. Скажу без ложной лести –
ты, человек другой эпохи, знаешь
толк в красоте, заброшенной, забытой
сегодняшними бардами. Прости же,
что критика на книгу не готова –
я разленился с возрастом, мой милый,
знай пью вино, да разъезжаю по
Америке, ищу неверный призрак
гармонии, надежды и любви.
В горах Адирондака, у озер
зеленого Вермонта, раскрываю
твои стихи – и снова погружаюсь
в мир клавикордов, пыльных гобеленов,
и отдаленный музыкальный строй
чужой души, что настежь поутру
открыта ветру времени. Прощай же,
товарищ мой, и передай поклон
камням благоуханного Парижа,
которые ты топчешь на рассвете,
вполоборота глядя на восток.
1989
Аркадий ИЛИН (Санкт-Петербург)
* * *
Александру Радашкевичу
Художник некогда свободный,
канал пока еще Обводный.
Все те же каменные львы
по берегам стоят Невы.
Фасады несколько иные,
но лица все еще хмельные;
все тех же судеб силуэты
на берегах маячат Леты.
19.07.98
Андрей ГРИЦМАН (Нью-Йорк)
ПИСЬМО АЛЕКСАНДРУ РАДАШКЕВИЧУ
ИЗ РУССКОГО МАГАЗИНА В НЬЮ-ЙОРКЕ
«А вам накатать или писиком?»
Слова летят быстрее мысли
К тебе, прекрасный Александр.
Здесь никогда вас не обвесят.
Глазами пробегаю весело:
Перцовка попадает в кадр.
А там уже Киндзмараули
И Саперави, и Чхавери.
Вот экзистенция, вот – Сартр.
Икорка, как зернистый уголь,
Игривый, маслянистый угорь.
Из морозилки крепкий пар.
А там пельмени и вареники,
В корзинах и лукум, и финики,
А в рыбном карп, как Ихтиандр.
На эмигрантской фене ботают
Две одесситки (обе толстые),
Их губ негаснущий пожар.
О Александр, в газетах здешних
Так много объявлений грешных:
Виагра, девки и массаж.
Но в Бруклин редко водит леший.
Уйду к колбасам я, безгрешный,
Которых больше нету в США.
А водок сколько разноцветных,
То ярко-красных, нежно-бледных,
С акцизной маркой нежный воск.
И связки рыбин безответных,
У кассы дамы полусвета
И «блади мэри» кровный сок.
(кассирши долгий коготок)
На самом деле, Саша, грустно,
Что без тебя мне здесь так вкусно.
Все есть, но где же Солнцедар?!
И захватив грибков, капусты,
Грущу я о тебе и Прусте,
О Радашкевич Александр.
2004
* * *
Ал. Рад.
Что ж, говорить на птичьем языке
пришлось. Легло на сердце, в речь,
и не забыть, и крепнет голос, но жить не легче.
Но по-иному и нельзя. Скользит
стезя, косящий дождь летит в лицо и что-то в шуме
нам слышно. Три в уме, а на плечах лишь знаки
отличия, лишь то, что им доступно.
Но, не важно, мы понимаем, что исхода нет.
А путь прекрасен, не знаешь, где присесть,
лаваш и чачу подадут, рядом
с разрушенным заводом. Дар МИГа
мимолетного на бреющем полете.
Мы это видели и все прошло. И ныне мы
за зоной, за периметром их бед
и радостей и лишь всевышний
подарит встречу, может две
иль три, с самим собой на брошенных полях
отъезжих, куда загадочный Макар, все гонит
своих тельцов прозрачных
в густеющем тумане.
2010
Владимир БЕРЯЗЕВ (Новосибирск)
* * *
А. Радашкевичу
Слог возвышенный исправя
На верлибромадригал,
Кто писать о русской славе
За основу полагал?
Не Херасков, не Державин,
Не Хемницер, не Капнист…
Кто он – радостью заглавен,
Ликом свеж, душою чист?
Кто легко и просветлённо
Муз ведёт в сиянье зал?
Кто – как бы во время оно –
Лиру с трубами венчал?
Кто богемскою бокалой
Тешит слух, пленяет глаз?..
Клио баловень лукавый
И Эвтерпы ловелас!
2004
* * *
Александру Радашкевичу
Подресничного солнца излучины,
шорох радужных крыл,
свист и щёкот, ещё и ещё, или кажется: Врубель полуденный
и сирени спиртовое облако,
и из лодки кисейная барышня,
и из лучшего, многоочитого
ясноглазого синего купола
некто светел нисходит
неслышимо
с чашей налитой
до краёв,
до Пасхального пламени,
что сквозит из пелён опадающих…
Полдень полон.
А лето наполнено.
Чуть шагнём – и прольётся, покатится.
Аллилуйя!
Будь славен. Удастся ли
свидеться в Духов день через лето опрокинутое?
Славен будь.
2008
Галина ПОГОЖЕВА (Париж, Москва)
* * *
Александру Радашкевичу
Семь городов у Бога, семеро львов у Бога.
Ты оглянись немного, не замедляя бега.
Мимо ведет дорога. Что ж, что уделов много,
Но ни в одном у Бога не было столько снега.
И ни в одном так много северных светлых арок
В прочем краю хибарок. За ледяным стеклом
Только один огарок высветит море чарок
На одного живого, сникшего за столом.
В мире, что вечно ищет вещего в каждой вещи,
Был он последний нищий, но не последний певчий.
Вновь занывает вьюга. Только Тобой ведом,
Вот он помянет друга, вот он покинет дом.
Шпага, седло и фляга. Крылья, перо, бумага –
Иго мое бе благо. – Держится этот круг
Лишь положась на Бога. Не выпуская флага,
Не замедляя шага. Не покладая рук.
20.VI.1994
* * *
Александру Радашкевичу
Деда ватник и прадеда ряска
Очевидцы скитаний и бед.
Раз в году вам положена встряска,
Очищающий солнечный свет.
Ну а нам полагается низко
Поклониться и их помянуть,
И в невидящий глаз василиска
Ненавидящий взгляд повернуть.
Дарит нам ещё труп этот львиный
Горький мёд... На холмах и во рвах
Надо всей среднерусской равниной
Веет ветер в пустых рукавах.
Одержимые этой державой
Все ж недаром, сквозь снег и метель,
За подстреленной птицей двуглавой
Мы пошли как Тильтиль и Митиль.
Нам теперь змееяд предводитель.
И велят нам идти до конца
Государя полковничий китель
И полковничий китель отца.
2013
АЛЕКСАНДРУ РАДАШКЕВИЧУ
Век прожив, мы выиграли в игре
И уже не двинемся с рубежа.
Мы стоим, как всадники на Угре.
Но тогда скажи, что ж болит душа?
За рекою бесятся огоньки…
Мы уже не ринемся напролом.
Мы неспешно спешимся, из реки
Зачерпнуть воды в золотой шелом.
К нам грядет апрельское торжество,..
Синих птиц рассветный переполох,
Шумный голос ветра, но и его
Перекроет глас: Да воскреснет Бог!
Да воскреснет Бог, и его дары
Изольются щедро! Их ждет Земля,
Где летит человечество в тартарары
Под свое беспечное труляля.
30.04.2020
Лидия ГРИГОРЬЕВА (Лондон)
ПОД ГРЕЦКИМ ОРЕХОМ
Александру Радашкевичу
Тут поэт препирается с веком,
ибо с вечностью накоротке.
Это друг мой под грецким орехом –
в гамаке.
Шелест листьев касается слуха,
и взлетает, как птах в небеса.
Прорастают быстрее бамбука
сокровенные словеса.
В облаках слюдяные прорехи.
Слово страсти на части разъяв,
обнажил он, как в грецком орехе,
мозговую, вселенскую явь.
Вновь в зените зелёное лето.
Вызревает, как плод золотой,
плодотворная праздность поэта
под орехом и под звездой.
27-29 июня 2008
Злата КОЦИЧ (Белград)
ЛЕС
А. Р.
Семечки снизошли. Семь семечек, семь
капелек скорбно-радостных зорь Светлой
Седмицы, в горшочке под бьющимся
ребром Муравьихи, подумайте, простой.
Не то под листвой опавшей, то бишь землей,
не то под самой лазурью незабвенной, ростки
будущие вспоминали первый чей-то шаг:
за улиткой и зайчиком, за дельфином и пчелкой,
за аистом, сирином ли, алконостом, то бишь
фениксом. Век живи, не зря шептала она
то ли им, то ли себе, то ли неведомо кому, век
хождению молчаливому учись у дуба, у березы,
у ореха, платана, у сосны, магнолии, у яблони
Адамовой. И в какое-то мгновенье, гляди,
семечко восьмое, смоковницы прощенной,
прямо на ладошке муравьиной проросшее,
распрямившее не то листья, не то крылышки
ангельские, задушевную завело песню:
С добрым, нежданный Немаленький мой
Принц, утром дня Восьмого! И гляди, на восьмой
эон завоскресный, завсегдашний, занебесный,
подхватывает уже восемь октетов – могучий
лес, возреявший на многая
лета.
2014
Айдар ХУСАИНОВ (Уфа)
* * *
Александру Радашкевичу
Саша,
Юноша прекрасный, одним
Прыжком махнувший в Париж
С блаженного острова
Уфы, где ничего не случается
Ныне и присно.
Саша,
Идущий по улице Ленина, как
Очарованный принц,
Я надеюсь,
Еще мы не раз
Остановимся поболтать с тобой
О поэзии
На углу Тюремной и Жандармской.
20 апреля 2014
АЛЕКСАНДРУ РАДАШКЕВИЧУ
Мальчик бездомный, бредущий
По улицам знакомым
Города, куда занесла прихоть
Отчаяния, где за каждым углом
Ночлег ожидает за малую
Толику евро. Отыщешь ли ты
Непродажное, или
Вечно скитаться с улыбкой
Отстраненного всепрощения и
Всепонимания в поисках того,
Кого не бывает
На свете?
11 июля 2015 года
В ДОМЕ ДЕТСТВА МОЕГО
Лёжа на кровати
В доме детства моего,
Отдыхая от дальней дороги,
В доме Детства моего,
Где и мы с тобой лежали,
Когда я ввёл тебя
В дом детства моего,
Глядя в мобильник на страницу
В фейсбуке, где Саша Радашкевич
Вывесил новый стих о том,
Что все лучшее для него –
В прошлом,
Я думал о том, что для меня
Все лучшее в настоящем и будущем,
Потому что в них нет тебя.
И если уж ты не терзаешь меня,
Разве это не говорит о том,
Что все лучшее впереди?
И поэтому этот стих посвящён моему другу
В далёкий город Париж,
И поэтому я говорю ему, как самому себе:
– Саша,
Будущее прекрасно, потому что оно
Таково, каким мы сделаем его сами,
Что наши усилия все же приносят плоды,
Пускай через многие годы,
И значит лучшие люди, лучшая музыка,
Лучшая жизнь ещё впереди!
Чтобы это понять, разве не стоило
Забанить тебя в контакте?
22 ноября 2016 года
ПРОСЫПАЯСЬ КАЖДОЕ УТРО
А. Радашкевичу
Скиталец вечный по земле
Обетованной, данной нам в награду
Владыкой нашим, что тебя влечёт
Не прерывать свой путь, свой поиск
Бесконечный, когда не надобны блага
Земные и чувства, что людьми
Давным-давно развеяны, как ветер юности
Беспечной, что тебя зовёт
Как музыки волшба-путеводитель?
Надмирное - вот правильный ответ.
Надмирное -ты ищешь и находишь,
И вспыхивают в сердце одиноком
Зарницы счастья, ангелов полет.
30 августа 2017 года
Юрий КОБРИН (Вильнюс)
НАГРАДЫ
Александру Радашкевичу
И клумпы вешали мне на уши и лапти,
два ордена двух стран легли на грудь…
Пытались и залапать, и облапить,
от их объятий не передохнуть.
«…не дорожи любовию народной…».
Она подлей истории самой;
гнусна она и столь же благородна…
Ну и идёшь к ней, шлюшке, на постой.
Какой пусть никакой, а – академик!
З.д. искусств России – не хухры! –
которой верен не за ради денег,
да и Литве не за понюх махры.
Не честь мне оказали, дав награды,
я оказал им честь, приняв их лесть!
Ты скажешь: «Отказаться было б надо…»
Но мир – театр. И роль моя в нём есть.
Не затравить. Не взять и тихой сапой.
Сам вышел из игры. Сам превозмог.
Латаю я простреленные латы…
Железный волк меня коснулся лапой.
И лёг. У ног.
Вильнюс, 21.05.2011
Марина ГАРБЕР (Люксембург, Лас-Вегас)
* * *
Александру Радашкевичу
Зачем в европейской пустыне
Мне снятся твои города?
Ты – звон, ты – топоним, ты – имя,
Ты – в нёбе моем провода.
Натянуты чёрные нервы,
Ворóн проплывают челны,
Протяжные копья Минервы
Почти достают до луны.
Луна – ледовитей и ближе –
Качается, полночь дробя
На звёзды, чтоб окна в Париже
В себе отражали себя.
На что там глазеть? Не червонец!
Немая неловкость смотрин:
По Франкфурту плачет японец,
По Тибру тоскует румын –
Простые французские будни.
Своё отзвенели слова
В четыре часа пополудни
На Сент-Женевьев-де-Буа.
За стенкой аккордами смысла
Буддийский вибрирует «ом»,
Опять – сквозняками освистан –
Задворками катится дом.
Но сбудется всё, что хотели,
Пророчили что сгоряча,
Как эта в парижской метели
Под белой рубашкой свеча.
2016
Татьяна ПЕРЦЕВА (Хельсинки)
* * *
А. Р.
Увидишь, солнечный мой брат,
мы – ледяных кровей,
в изгнаньи помнить имена
комет, орбит, вещей,
с дороги зимней не свернуть,
в минувшем склепе дней
кто выбрал свой безбрежный Путь,
тому поёт Сольвейг.
2016
Михаэль ШЕРБ (Дортмунд, Германия)
ЭЛЕГИЯ
Александру Радашкевичу
Опять я оказался здесь,
где взвесь
соленых брызг
приносит бриз,
где запятые чаек
без умолку кричат,
и воздух, как младенец, белобрыс.
Я оказался здесь,
где смальта и стеклярус,
где свет воздвиг колонны
и парус
парит над горизонтом, непреклонен,-
пусть хлещет по бокам
крученый ветра кнут,
но лодочки цветастые ладони
воды не зачерпнут.
Я здесь,
чтоб закопать в песок усталость
как голые ступни, но
стальное небо распласталось
над морской
равниной,
от волн рябой.
Оно то дальше от воды, то ближе,
как будто фабрика воздушная пыхтит,
или протяжно дышит
гобой
в благословенном сне,
пока прибой
(и сер, и сед)
волной шершавой лижет
глазные яблоки
смолы слепорожденной.
25.11.2016
ЭЛЕГИЯ ДЛЯ АЛЕКСАНДРА РАШКЕВИЧА
Скажи, тебе ведь хочется поймать
Златую змейку с синими глазами,
И грудь раскрыв, вложить её меж рёбер,
Чтоб песня тихая миры вокруг меняла?
Листать и перелистывать страницы
Мелованых долин неандертальских
В обложках гор, с закладками из рек
Блестящих, словно слово «навсегда».
О, как нежны случайные касанья
Нечаянных пустынных городов,
Их площадей, кружащихся пластинкой
Вокруг застывших островерхих храмов!
Даровано в последний раз потрогать
Неоновые шрамы от реклам
На лбу автобуса, погладить шкуру парка,
Когда его земля под спину ляжет,
Меж клёнов разноцветных замереть,
Средь листьев – золотых, багровых, черных,
Уснуть в ладонях – светлых, желтых, темных,-
Людей, от нас во всём – навек - отличных.
2016
* * *
Александру Радашкевичу
Читая пыль на столике журнальном,
Её белесый бисерный петит,
Я приобщился сокровенной тайны,
Той, что блаженство в будущем сулит -
Секрет, что если есть лишь злаки с травами,
То вскоре непременно станут мной
Те грустные мужчины сухопарые,
Что тускло пахнут, словно книжки старые:
Ванилью, дымом, горечью, землёй.
2019
ТРЕТЬЯ ЭЛЕГИЯ АЛЕКСАНДРУ РАДАШКЕВИЧУ
«Лузер!» –
Будто бы за глаза…
Растекается шепота гной.
Треск этот – вроде туза
В мятой колоде звуков,
Словно сошедший на берег Ной
Втаптывает в песок
Грязь.
Не обида – скука.
В сорок от голода умер Блок.
Погода прибавит сутулости.
Дожди и дожди – хоть плачь!
Вспомнишь про плащ юности –
Красивый такой плащ,
Удобный был, удобнее, чем кресло или кровать.
Это ж какой оголтелый восторг
Быть неприкаянным, засыпать
Где угодно, но головой на восток!
Свобода сосен сводила меня с ума
В тот момент, когда на языке шевелилась строка.
А теперь с языка соскальзывает сама
Пошлость о том, что года
Шлифуют нас, как наждак,
Делают друг на друга похожими.
Моль летает в прихожей. Не метафора. Это так
И есть. Моль летает в прихожей.
* * *
Мы не хрустели в трактирах
Яблочками раздора, –
Нас выдыхали квартиры
В скважины коридоров,
Где мы и пропитались
Нефтью тоски за шкафом,
Распотрошив реальность,
Выпустив пух метафор.
Не за гроши и почесть
Ждали в чуланах тёмных –
Так создавалась прочность
Ваших прозрачных комнат.
Все, кто ушли до срока,
Все, кто сожгли свой гений,
Чтобы приблизить Бога
К пеклу людских трагедий,
По лабиринтам ада
К свету пробраться снами…
Все они где-то рядом,
Все они, Саша, с нами.
2021
Вальдемар ВЕБЕР (Аугсбург, Германия)
* * *
Александру Радашкевичу
Странствуя,
ищу себе равных,
безземельных, бездомных,
с молитвами о милосердии,
ищущих
траву раскаяния,
траву прощения...
Да и разве мы безземельны?
Разве земля не готова
принять нас в любое время,
где б мы не оказались?
Разве потом не слетятся пчелы к цветам,
склоненным главами к земле
на наших могилах.
2017
Юрий КОНДРАТЮК (Одесса)
* * *
А. Р.
Осенние каникулы. Играйте же, давайте,
концерт для флейты пикколо Антонио Вивальди!
Портфели мы забросили в лесочке, на лужайке.
Просили мы у осени: сыграйте, не лажайте!
Мы – дети, просто школьники – со взрослыми на «вы».
Летели треугольники желтеющей листвы.
Природа колобродила. Листвы коловорот.
И тихая мелодия вершила свой полёт.
Пока мы жались, выкали – в лесу, отбросив фалды,
концерт для флейты пикколо играл нам сам Вивальди!
На Александра Палыча похож – кудрями бел!
Под взмахи тонкой палочки век жизни пролетел...
И мы уже не школьники, а кое-что другое.
Стоят на подоконнике бессмертник и алоэ.
И что-то стало с памятью. И – зимняя картина.
И прошлое затянуто морозной паутиной, –
а может, повиликою?.. Ну, что же Вы, играйте
концерт для флейты пикколо Антонио Вивильди...
2017
Валентин НЕРВИН (Воронеж)
* * *
Александру Радашкевичу
Отчего, скажи на милость,
на какой такой предмет
этой ночью мне приснилась
песня юношеских лет:
там красивая такая
отражается в трюмо
и поет, не умолкая,
Сальваторе Адамо.
Только время, априори,
человеку не судья –
Сальваторе, Сальваторе,
спета песенка твоя.
Что упало, то пропало;
мы не выкрутимся, но
даже то, чего не стало,
в зеркалах отражено.
2018
Александр КНЯЗЕВ (Санкт-Петербург)
* * *
Александру Радашкевичу
Нас развели с тобой
дороги в сорок лет,
сойдясь опять
в Кузнечном переулке;
и оправданья луч
рассеивает свет
из Памяти спешащим
закоулкам...
7.XI.2018
Валерий ДВОЙНИКОВ (Льеж)
T'attendre
A Alexandre Radachkévitch
T'attendre au bout des longues allées infinies,
sur des trottoirs vides,
sur des routes sinueuses,
sur des chemins perdus
qui ne mènent nulle part,
chaque jour un peu plus ou un peu moins,
au prix des résistances vaines...
T'attendre irrésistiblement,
malgré la continuelle absence de soi
et la présence des autres,
de leur infaillibles regards,
de leurs indéniables envies
et ce temps qui s'en va un peu plus tous les jours...
T'attendre étant assis au bord d'une vie,
d'un chemin tout tracé,
peu importe vraiment où,
peu importe vraiment quand...
T'attendre debout,
recoquillé
ou bien par terre,
dans un lit vide et fade
avec des nappes sentant la lavande fraîche
des jours fleuris de l'espoir
et des nuits opaques
où seul l'odeur reste encore présente,
tel un incessant rappel d'un temps évanoui...
T'attendre dans ses rêves,
mêmes des rêves si vifs et si vivants,
si colorés et oubliables à la fois,
si justes, si imparfaits, si immobiles...
T'attendre tout nu,
abandonné par tous,
si inutile,
si imbécile,
sans cesse incompris,
avec ton visage pour l'unique repère
pour le reste des jours dont les traits s'effondrent
pour disparaître à l'horizon des songes
disparates,
opiniâtres,
qui s'entrechoquent dans ton cœur pour durer encore,
tout en te rappelant cette musique qui fut la tienne jadis,
il fut un temps, il fut une éternité,
comme quelqu'un d'autre nous chantait
il y a si peu encore...
T'attendre comme le vent qui veille,
qui sommeille en nous
dans une litanie de souffle nouveau,
dans un cri quasi imperceptible
dont se rappelle déjà notre âme
aux aguets de nouveaux mots et de nouveaux départs,
chantant toujours cette même éternité...
T'attendre à chaque zigzag de la vie,
sur des zigzags de l'envie,
t'attendre comme un soleil après la pluie,
tout en sachant que tu ne reviendras jamais...
2019
В ожидании тебя
Александру Радашкевичу
Ожидать тебя в самом конце бесконечных аллей,
на опустевшем тротуаре,
на сплетённых узлами тропах,
на забытых богами путях,
уверенно ведущих в никуда
день за днём – то дальше, то ближе,
тратя впустую последние силы…
Ожидать тебя неодолимо,
не взирая на явное отсутствие себя
и на присутствие разных прочих,
с их раздевающим взглядом
и ворохом зримых желаний,
не взирая на время, текущее сквозь эти пальцы…
Ждать тебя, сидя на остром краешке жизни,
на прочерченных насмерть путях,
вовсе не важно где
и безразлично когда…
Ждать тебя стоя,
свернувшись калачиком иль
растянувшись ничком на полу,
или в пустынной, безликой кровати,
благоухающей хладной лавандой
цветущих дней надежд
и непроницаемых ночей,
от которых остался лишь прах,
как кружащая память забвенной поры…
Ждать тебя во вседневных мечтах,
таких живучих и ранимых,
осязаемых и невнятных одновременно,
зримых таких, исчезающих и недвижимых…
Ждать тебя голым,
брошенным всеми,
бесполезным таким
и глупым,
вечно непонятым,
с твоим лицом, единою звездой
остатка жизни, чьи черты расплываются,
чтобы растаять на горизонте грёз,
распадающихся и
упрямых,
что разбиваются друг о друга, чтобы длиться
и длиться снова, как музыка, что некогда была твоей,
давно-давно, века тому назад, когда некто другой
напевал её нам как вчера…
Ожидать тебя, как ветра,
что чутко дремлет в нас,
как в мольбах невозвратного вздоха
и в придушенном крике,
что вечно помнят наши души,
подстерегая странные слова иных начал
и выпевая ту же вечность снова…
Ждать тебя за любым разворотом судьбы,
на зигзагах страстей и желаний,
будто солнце за вешним дождём,
зная точно, что ты не вернёшься уже вовеки…
Перевод с французского Александра Радашкевича
|
