Алексей Филимонов. МЕЛОДИЯ "ХРУСТАЛЬНОГО КЛАВЕСИНА". О поэзии Александра Радашкевича
…жизнью кончается жизнь.
Александр Радашкевич
Метафизическая тайна поэзии состоит в её музыкальности, в неповторимой интонации. Это утверждение было бы общим местом, ибо критики и читатели считают главной чертой поэзии Александра Радашкевича именно её музыкальность, что отмечает и сам поэт в интервью, словно перефразируя строки Георгия Иванова: «И музыка. Только она Одна не обманет». Но загадка остаётся загадкой, и благоухание строк современного поэта объясняется не только выверенным и порой кажущимся причудливым порядком слов, иногда редких, анжамбеманами и свободой от привычных рифм, но неким свечением, исходящим из самих глубин поэтического духа. Муза поэта может быть и резкой, и приободряющей, и отрешённо-проникновенной, но всегда её речь находится обочь бытовой интонации. Чтобы познать, что такое сегодня лира эмиграции, следует прежде всего обратиться к творчеству А. Радашкевича, вбирающему времена и страны.
Миф Н. Гумилёва о петроградском «Заблудившемся трамвае» (в его биографии – ленинградском троллейбусе) может нам многое подсказать в отношении поэтической судьбы Александра Радашкевича, и не только в прямом, биографическом контексте. Оренбург – Уфа – Ленинград – Америка – страны Европы – вот маршруты паломничества поэта. Но при этом он никогда не покидал заветный остров, подобный «Острову Цитере» Г. Иванова, пространство культуры и цитатности.
…на поднебесном, утлом островке
порожней жизни –
среди желанностей, возможно,
невозможных и
невозможностей, желанных,
как всегда.
Поэтому сложная и в то же время раскованная музыка произведений А. Радашкевича включается в себя и барочные темы русской поэзии XVIII столетия, и мотивы Золотого и Серебряного века, и модернистские вкрапления нашего времени. Это тот синтез, который кажется и простым, и замысловатым одновременно. Мне также слышится напряжённый диалог с поэтом-эмигрантом Кириллом Померанцевым, младшим современником Г. Иванова, его учеником и продолжателем. Совсем недавно современный поэт издал большой том стихов, мемуарной прозы и критических произведений Кирилла Дмитриевича, богато снабжённый комментариями и редким изобразительным материалом. Став членом редколлегии «Русской мысли», А. Радашкевич сблизился с её старейшим сотрудником К. Померанцевым, следствием этой творческой дружбы стало уникальное издание, отсюда же, как мне видится, отголоски лиры К. Померанцева в поэзии А. Радашкевича, при всём внешнем несходстве эстетики. Старший поэт был склонен к аскетизму строк, современный поэт скорее развивает условно «набоковское» пространство с его разветвлениями мысли и фрактальностью переходящих друг в друга образов. Что, конечно, совсем не исключает у него стихов, сжатых по форме.
«Жизнь – только щель слабого света между двумя идеально черными вечностями», – писал Владимир Набоков в автобиографической книге. Тема потерянных вещей была одной из основных в сиринском, русском периоде творчества. Вечное возвращение, по его мнению, было уготовано не только людям, но и предметам одухотворённой, страдающей вместе с нами материи.
Разбирать наши вещи, словно шарить
в осколках, кровью срезы пятная; словно
нежить ребенка, лицом прижимаясь. Разбирать
наши вещи, как кататься по полю, цветы
подминая, как снимать страшный бинт
с незатянутой раны. Это – полки романов,
обломившийся мостик в доживающем парке,
это – в палые листья врыться, теряясь.
Залетая в бестенье, колыхнуть наши звезды.
Целовать наши вещи. Затекают колени.
В этих строках – неприятие смерти. И… неприятие вечности. Эта диалектическая двойственность является гранью рассудка, однако границей совершенной ясной и незамутнённой. Время вдруг устремляется назад, кинолента откручивает кадры в обратную сторону, чтобы найти тот поезд на перегоне между станциями Бездна и Дно и остановить катастрофу. Оживают силуэты поэтов Серебряного века, всех тех, кому удалось сесть в последний вагон этого славного и трагического времени. «Рыдающий вагон» оказался сродни поезду Александра Блока, чьи «зелёные» вагоны третьего класса вместили и заслуженных литераторов, и младоакмеистов, и тех, кому только предстояло раскрыть свой дар на чужбине. В стихотворении, посвящённом Ирине Одоевцевой, поэт воскрешает её облик для читателя, оживают и черты её мужа Георгия Иванова, напророчившего «Вернуться в Россию – стихами»:
И примостившись к замшевому уху,
ей – сквозь разомкнутые воды
и кровли кукольных столиц, ей – сквозь
обжитые могилы, сквозь одурь
безучастнейших духов – кричу опять:
– Какой аллеей прокрались вы на
камелёк? «Как вы сказали?.. Я не слышу.
А Жорж! Он там такой длиннющий, как
кабинетные часы –
гор-х-х-раздо выше всякой двери и
доброй челяди Христа».
21.VIII.1984. Париж
Подобные «миражи в зеркалах» (В. Набоков) нередки в поэзии А. Радашкевича, но это не просто дань жанру литературных воспоминаний, а сегодняшнее, создающееся при нас поэтическое слово, в чьей ткани различим стародавний узор, причудливо налагающийся на узор наших дней. Это и расширение границ привычного поэтического круга, и вовлечение мотивов и деталей прозы в стихотворные строки, что было свойственно Анне Ахматовой. Георгий Адамович назвал свою книгу «Одиночество и свобода». Свобода – это не только ответственность за каждое произнесённое слово, напоминает нам Александр Радашкевич, но и за каждое слово прошлого, повторённое нами и преображённое в строки настоящего времени. Путешественник в минувшее подобен спелеологу платоновской пещеры:
…Давай возьмём с тобой билеты в себя,
в тебя и в нас с тобой, в забвенный дол разминовений,
где встреч размытая черта, уроним ключ, поднимем веки
над окаянной немотой, с обрыва памяти забытой, за амальгаму
всех зеркал сорвёмся в чаячее где-то, давай, давай.
Свобода уединенности на острове поэзии открывает новые пространства и помогает разглядеть иные образы в, казалось бы, давно знакомом пейзаже,
…ни зги
в кромешном сне не видя и отворяя утренние
ставни, и различая те же
острова, грядой сквозящей зависшие сквозь всю
рассветную немеющую душу.
Алексей Филимонов, Санкт-Петербург
Книги Александра Радашкевича последних лет:
«ВЕТЕР СОЗЕРЦАНИЙ». Стихотворения.
«Алетейя», Санкт-Петербург, 2008.
«ЛИС, или ИНФЕРНО. Ленинградский карманный роман».
«Алетейя», Санкт-Петербург, 2009.
«ЗЕМНЫЕ ПРАЗДНИКИ». Лирика.
«Русский Гулливер». Москва, 2013
«АРИЯ». Избранные стихи в переводе на сербский Златы Коцич. «Treći Trg», Белград, 2015.
«РЕФЛЕКСИИ и избранные статьи». «Имперское слово». Санкт-Петербург, 2015.
Кирилл Померанцев. ОПРАВДАНИЕ ПОРАЖЕНИЯ. Собрание сочинений в одном томе. Составитель А.П. Радашкевич. «Русская культура». СПб., 2018
В Санкт-Петербурге готовится к печати шестая книга стихов «НЕИЗРЕЧИМОЕ».
«Интерпоэзия» (Нью-Йорк – Москва), №3-4, 2018 г.
|
