ОТ СОСТАВИТЕЛЯ (предисловие к книге К.Д. Померанцева "Оправдание поражения")
Кирилл Дмитриевич Померанцев (1906–1991) был одним из замечательных поэтов Русского Зарубежья, фигурой колоритной и неординарной, последним из могикан парижской эмиграции. Его предельно простая по форме, почти разговорная по интонации поэзия глубоко философична, исполнена неизменного стремления к высшему знанию, к прорыву в область вневременных ценностных ориентиров, слабые отблески которых поэт чутко улавливал в явлениях повседневного ряда, в блоковской Радости-Страданье каждого невозвратимого Божьего дня.
Мне довелось работать с ним в парижском еженедельнике «Русская мысль» и пользоваться его личной дружбой – начиная с весны 1984 года и до весеннего дня его смерти.
К. Померанцев родился в Москве в 1906 году. Его отец был известным нотариусом, иногда сочинявшим шуточные стихотворения и даже поэмы. Детство Померанцева прошло в Полтаве, где семья пережила «февраль» и «гетманщину». В 1919 году родители эвакуировались с мальчиком в Новороссийск, откуда переправились в Константинополь. Там Померанцев закончил Британскую школу для русских мальчиков, работавшую по системе российских реальных училищ. В 1927 году он отправился в Париж, где и провёл всю оставшуюся жизнь.
Получив американскую стипендию «Уитмора», Померанцев поступает в техникум. Но вскоре бросает учёбу, работает на бензоколонке, на заводе грампластинок и т. д. Во Франции это были годы тяжелейшего экономического кризиса.
С началом войны он отправляется в Лион, где участвует в Сопротивлении. После освобождения Парижа работает в мастерской по модной тогда росписи шёлка, «пошуарном ателье», как говорили в эмиграции.
С 1946 года в квартире Померанцева регулярно устраивались литературные вечера, постоянными участниками которых были Иван Бунин, Георгий Иванов, Ирина Одоевцева, Борис Зайцев, Юрий Одарченко, Владимир Смоленский и другие поэты и писатели.
С характерной для него скромностью Померанцев говорил в поздние годы: «Я простой журналист, которому посчастливилось познакомиться со всеми русскими писателями и поэтами, жившими в Париже. Со многими из них меня связывала тесная многолетняя дружба».
С начала 1950-х годов стихи, философские статьи, критические отзывы и проза Померанцева широко публиковались во всей эмигрантской периодике, включая «Новый журнал», «Возрождение», «Мосты», «Опыты», «Континент», «Русскую мысль», «Новое русское слово» и другие. В альманахе «Мосты», в частности, увидела свет его повесть «Итальянские негативы» (№ 10, 1963, и № 11, 1965), иллюстрированная Юрием Анненковым.
Стихи Кирилла Померанцева входят в наиболее представительные антологии эмигрантской поэзии. Но до сих пор появился лишь один крошечный сборник его стихов, вышедший в парижском издательстве «Ритм». Книжку эту Кирилл Дмитриевич не любил, даже стеснялся её и изымал у своих друзей и знакомых, поскольку составитель её позволил себе ничтоже сумняшеся «поправить» многие стихотворения на свой вкус (мне пришлось назвать это в тогдашней рецензии «досадными опечатками»).
В том же 1986 году лондонское издательство «OPI» выпустило сборник мемуарных эссе К. Померанцева «Сквозь смерть», предварив его вступительной статьёй Б. Филиппова. Книга эта вызвала живой интерес в России, куда попадала, минуя неусыпных таможенных церберов.
Первой публикацией поэта на родине стала большая подборка в журнале «Октябрь» (№ 8, 1989), составленная давним московским корреспондентом Померанцева журналистом Игорем Васильевым. Померанцев писал ему в своё время: «Моим учителем был замечательный поэт Георгий Иванов, который, по моему мнению, достиг предела стихотворного ремесла: абсолютной точности и адеквации формы и содержания».
Георгий Иванов, чья поэзия стала горестной вершиной всей эмигрантской лирики, был, судя по рассказам самого Померанцева и тому, что мне говорила в Париже И. В. Одоевцева, беспощаден к его первым поэтическим опытам. «Это имеет такое же отношение к поэзии, как НТС к освобождению России», – съязвил Иванов. (Эту фразу Кирилл Дмитриевич любил повторять в редакции «Русской мысли» по отношению к некоторым стихотворным публикациям, заполнявшим литературные страницы отнюдь не из-за их художественных достоинств).
Убийственный ивановский сарказм и систематический «разнос» помогли Померанцеву на всю жизнь сохранить величайшую самокритичность к своим произведениям, доходившую порой до самоуничижения.
Для понимания творческого наследия К. Померанцева необходимо также знать, что до последнего дня своей жизни он оставался убеждённым адептом антропософского учения, толкующего, как известно, о цепочке земных перевоплощений человека на пути к высшему духовному совершенству, к возведению его в божественный ранг. Основателем антропософии был немецкий мистический философ и провидец Рудольф Штейнер, чьими ветхими переводными томами у Померанцева были забиты все шкафы и антресоли.
Кирилл Дмитриевич был, безусловно, человеком разочарованным в горькой и предрешённой земной юдоли, и всё своё мужество, всю доброту и терпимость, всю скромность и обаяние он черпал именно из этой «благой вести» о реинкарнации – даже и тогда, когда уходил, по слову того же боготворимого им Георгия Иванова, «в отчаянье, приют последний».
Его небольшую уютную квартиру на улице Эрланже, неподалёку от Булонского леса, освящал один предмет: в тёмной рамке, в поблекшем от времени паспарту – плоская, шитая серебром бархатная сумочка. Это была ташка, принадлежавшая самому Лермонтову, который называл её «перемётная сума моего таланта». Она хранилась в семье А. П. Шан-Гирея. После смерти поэта в ташке были обнаружены рассыпавшиеся в прах цветы, черновые наброски стихов и любовные письма.
На стене в столовой висела большая картина, изображавшая Христа в пустыне. Лицо Спасителя было сплошным свечением.
Кирилл Померанцев скончался в парижской больнице в ночь на 5 марта 1991 года, на 85-м году жизни. Урна с его прахом замурована в колумбарии огромного кладбища Пер-Лашез. № 14201... За стеной – урна великой гречанки Марии Каллас. Там всегда живые цветы, записки. Ниша Кирилла Дмитриевича остаётся безымянной. «Всё, как прежде, и всё, как всегда», в «распроклятой судьбе эмигранта». Но ведь сказано в метерлинковской «Синей птице» так, чтобы не ведали страха и угрызений взрослые дети: «Мёртвых нет».
Пусть же настоящая книга явится на нашей родине подлинным памятником поэту и томимому «духовной жаждой» человеку – не надгробным, но непреходящим: сквозь скоротечные годы. Сквозь смерть.
Париж, 1993
Кирилл Дмитриевич никогда не систематизировал своих стихов. Они остались на отдельных листочках, на обрывках бумаги, вырезках из газет, на обороте счетов за квартиру и телефон или гостиничных бланках, вперемешку с письмами, статьями и фотографиями. За редким исключением, они не датированы. В отдельных случаях удалось установить дату по журнальным и газетным публикациям. Архив «Русской мысли», где опубликована большая часть стихов Померанцева, никогда не был каталогизирован, а теперь и вовсе недоступен исследователям. Поэтому стихотворения в книге расположены в алфавитном порядке. Исключение составили единственный стихотворный цикл «Итальянские негативы» и последняя прижизненная подборка 1991 года.
С того момента, когда книга (в её первоначальном варианте) была готова к печати, рукопись, равно как и уникальные фотографии, претерпела многие приключения, прошла через честные и нечестные руки. Но вот прошло уже более двадцати лет со дня смерти её автора. За эти годы появилось его имя на плите в колумбарии, ушли из жизни последние его ровесники и коллеги по редакции. Трое из них – его «соседи» по Пер-Лашез: Наталья Дюжева, Александр Гинзбург и Наталья Горбаневская.
Мне остаётся добавить, что все материалы из «Русской мысли» публикуются с согласия её главных редакторов И. А. Иловайской-Альберти и Ирины Кривовой. Я сердечно благодарен за помощь в работе над книгой многолетнему секретарю редакции, ныне покойной Нине Константиновне Прихненко (с которой мы хоронили Кирилла Дмитриевича), директору парижской Библиотеки им. Тургенева Т. Л. Гладковой, Ирине Шнитман (Израиль) и Ирине Иванченко (Киев). Особая благодарность крупнейшему специалисту по первой эмиграции профессору Ренэ Герра, предоставившему уникальные материалы из своей знаменитой коллекции.
Годом рождения Померанцева в разных источниках называют 1906 и 1907. Знаю лишь от самого Кирилла Дмитриевича, что, когда он перебрался из Константинополя во Францию в 1927 году, то произвольно выбрал днём своего рождения 14 июля, день взятия Бастилии, и был очень доволен, что его день рождения – всегда выходной день. Что касается года, то у Померанцева, казалось бы, есть прямое указание в стихотворении: «Я на год моложе Брежнева, / Старше Рейгана на пять…» Но Брежнев родился в 1906, а Рейган – в 1911. Получается 1905 или 1906, т. е. ещё большая путаница. В турецком паспорте, который у меня хранится, выданном для переезда во Францию 26 ноября 1926 года, указано: «возраст 19 лет». Получается 1907. На доске в колумбарии Пер-Лашез значится 1906, что, очевидно, соответствует французским документам Померанцева. Этот же год указан в некрологе «Русской мысли», где он работал много лет…
В этот день я когда-то родился...
Но постойте. Здесь что-то не то.
Неужели я жить согласился
В этом виде и в этом пальто?
И последнее. Было это в прошлом году. Как-то, ближе к вечеру, я собрался поехать на Монмартр. Но день выдался непогожий, и неожиданно для себя я решил погулять, перед самым закрытием, по кладбищу Пер-Лашез, недалеко от которого живу. Как всегда, заглянул к Кириллу Дмитриевичу и «напомнил» ему о книге. На следующий день Ренэ Герра познакомил меня в Русском культурном центре с Дмитрием Александровичем Ивашинцовым. А теперь вы держите эту книгу в руках.
АЛЕКСАНДР РАДАШКЕВИЧ
Париж, 2014
|
